Еще рано утром 30 июля по дипломатическим каналам в Бухарест поступило известие о том, что в Болгарии неожиданно произошел государственный переворот и к власти пришли люди, не испытывающие нежных чувств ни к Германии, ни к Румынии, но зато способные договариваться со Сталиным. Чуть позже стало известно, что в Варне, а чуть позже в Бургасе, уже начали высаживаться приглашенные болгарским царем советские войска, а на болгарские аэродромы стала перелетать советская бомбардировочная и истребительная авиация. Уже к вечеру эта воздушная группировка приступила к нанесению авиационных ударов по тыловым коммуникациям румынской армии, складам и гарнизонам. А к городку Тутракан на границе Болгарии и Венгрии, откуда до окраин Будапешта было всего сорок километров, уже тянулись колонны советских и болгарских войск.
Около полудня в Бухаресте стало известно, что одновременно с высадкой в Болгарии подтянувшая резервы и пополнившая запасы Красная армия мощнейшим ударом своей 3-й танковой армии взломала едва успевший стабилизироваться румынский фронт по Южному Бугу, и в стиле лихих рейдов Гудериана и этого, как его, Бережного, рванула на запад. При этом 3-я танковая армия генерала Ротмистрова наступала на Тирасполь, а 3-й гвардейский конно-механизированный корпус генерала Плиева – на Одессу. При этом многострадальную 4-ю румынскую армию, пробежавшуюся от Запорожья и Кировограда до Южного Буга, новое советское наступление рассекло пополам. Меньшая часть ее оказалась отброшенной на юг, к 3-й армии, оборонявшейся в районе Николаева, а большая часть, настигнутая советскими танкистами и кавалерией, была уничтожена в чистом поле или рассеялась по степи, становясь легкой добычей идущей следом за танками пехоты. Севернее места прорыва румынские войска самостоятельно оставили линию фронта и беспорядочно отступали к Днестру.
В Бухаресте считали, что территории западнее Южного Буга уже принадлежат румынской провинции Транснистрии (земли за Днестром), по праву завоевания на ближайшие два миллиона лет (так говорил кондукэтор Йон Антонеску). Но грубая реальность в виде гусениц советских танков, вмявших в пыльную степь 103-ю и 104-ю горнопехотные бригады, а с ними и последние иллюзии, внесла в мечтания о «Романия Маре» свои коррективы.
Советские танки, рванувшие на правый берег Южного Буга по наведенным всего за одну ночь понтонным мостам, весь день двигались на запад, и уже к вечеру внезапно для румын ворвались в Тирасполь и Бендеры, захватив неповрежденные мосты через Днестр, а также плацдармы на его правом берегу. В то же время советская механизированная кавалерия была уже на подходе к Одессе, которую спешно покидала румынская администрация провинции Транснистрия во главе с профессором румынского права Георге Алексяну. Этим господам очень не хотелось нести ответственность за убийства сотен тысяч евреев, отправку десятков тысяч граждан СССР на принудительные работы в Германию и Румынию, политику принудительной румынизации, нацеленную в первую очередь против славянского населения, и прочие подвиги, по итогам которых деятелям режима Антонеску светила только высшая мера социальной защиты.
Но советские танки и мотокавалерия, подобно стальному скальпелю вспоровшие нежное тело «Великой Румынии», были только половиной беды. За ними в пыли и грохоте катился пенный вал советских стрелковых дивизий, отжимающий остатки румынских войск к берегу Черного моря, в котором господствовал советский Черноморский флот, в отличие от прошлого варианта истории отнюдь не собирающийся отсиживаться в своих базах. Защищать саму территорию Румынии могла только дислоцированная в ней 1-я полевая армия, состоящая преимущественно из учебных частей, и уже задействованная в противодесантной обороне черноморского побережья.
Обо всем этом королю Михаю было доложено только поздно вечером 30 июня, когда масштабы катастрофы, зажавшей Румынию между советским танковым молотом и болгарской наковальней, стали очевидны даже такому упертому человеку, как Йон Антонеску. Правда, он просил несколько дней на то, чтобы разобраться в обстановке, но король Михай подозревал, что за это время ситуация ухудшится настолько, что спасать будет просто нечего.
Если бы речь шла только о стабилизации линии фронта по Днестру или Пруту, то тут еще можно было строить планы и питать надежды, что все образуется, даже несмотря на то, что большая часть румынской армии или находилась в окружении под Харьковом и в районе Николаева, или банально уже лежала в земле. Разгром в Крыму, зимнее контрнаступление и особенно события последнего месяца нанесли румынской армии тяжелейший урон, от которого она, наверное, уже никогда не сможет оправиться. Возможный удар в спину со стороны Болгарии и вовсе превращал планы сопротивления советскому наступлению в ненаучную фантастику, что бы по этому поводу ни думал кондукэтор Йон Антонеску.
Надо сказать, что в Румынии, как и в Болгарии, с началом полосы неудач для германской армии на Восточном фронте брожение, возникшее в высоких околовластных кругах, привело к образованию узкого круга заговорщиков, желающих соскочить с несущейся под откос германской колесницы. И точно так же, как и в Болгарии, возглавили оппозицию прогерманскому курсу король Михай I и королева-мать Елена Греческая и Датская – моложавая сорокашестилетняя женщина, которая в нашей истории за свои усилия по спасению румынских евреев получила в 1993 году статус Праведника народов мира. Ну и в этой истории она тоже что-нибудь получит, без этого не обойдется.
Кроме короля и королевы-матери, в заговоре против диктатора Антонеску принимали участие лидеры крестьянской, либеральной и социал-демократической партий соответственно: Юлиу Маниу, Дину Брэтиану и Петреску, глава Королевской Палаты генерал Аурел Алдя, королевский секретарь Мирча Иоанициу, близкий друг короля полковник Эмилиан Ионеску, а также коммунисты Лукрециу Пэтрэшкану и Эмиль Боднэраш, связанные с околокоролевскими кругами через олигарха Ионел Моксони-Старча, также участвовавшего в заговоре.
До 30 июня участники заговора считали, что времени у них еще вполне достаточно, потому что начинать действовать они собирались только после того, как Красная армия подойдет к границе по Пруту и военное поражение режима Антонеску станет очевидным. Но переворот в Болгарии и новое наступление советских войск обострило ситуацию настолько, что любое промедление было равносильно признанию поражения. Между тем королевская семейка больше всего возмутилась тем, что их дальний родственник болгарский царь Борис III раньше них сообразил, куда дует ветер, заключив союз с будущим победителем. Теперь ему полагались орден Победы, разные плюшки и вкусняшки, а его румынским коллегам надо будет еще заслужить даже простой вазелин.
Кроме того, румынская армия действительно оказалась разгромлена, и продолжение сопротивления вело только к неоправданным жертвам, увеличивающим и без того немаленький список военных потерь. Поэтому действовать требовалось быстро – ведь если советские и болгарские войска войдут в почти беззащитный Бухарест, то условия будущего соглашения со Сталиным будут совсем иными.
Руководство заговором взяла на себя королева-мать Елена Греческая. В результате в ночь с 31 июля на 1 августа всех участников заговора оповестили о том, что настал решительный день. А утром следующего дня диктатор Йон Антонеску был вызван в королевский дворец для доклада монарху об обстановке на фронтах и обсуждения дальнейшего плана ведения войны. Последнее содержало в себе завуалированную издевку, ибо, находясь в столь тяжелом положении, Румыния никак не могла продолжать вести боевые действия.
К десяти часам утра 1 августа Йон Антонеску в сопровождении своего однофамильца Михая Антонеску, занимавшего должность заместителя диктатора и министра иностранных дел, прибыл в королевский дворец.
