ничего не произошло.

– С ней все в порядке, – говорит он. – Алан отвез ее в больницу прошлой ночью, но

ничего не случилось.

– Должно быть, ждать осталось совсем недолго.

– Я сказал ей, что собираюсь переселиться сюда, чтобы не слышать детский плач. –

Он берет еще один кусок бекона. – Но, кажется, у Рева уже есть сосед по комнате.

– Может, мы сможем поменяться, – говорю я. – Я не против плачущих детей.

Кристин переглядывается между нами, но никак это не комментирует. Она берет из

переполненной раковины сковороду.

– Реву не придется больше делить комнату. Сегодня вечером мы собираемся

забрать двухэтажную кровать и поставить во второй спальне. Кроватку и люльку пока что

поставим в гараж.

Хорошо.

Как только эта мысль возникает в голове, я хмурюсь. К слову о том, чтобы

приветствовать каждого с распростертыми объятиями.

– Где он? – спрашиваю я. Больше похоже на требование. Или угрозу.

– Принимает душ. – Кристин протягивает сковороду и полотенце для посуды. –

Вытри, пожалуйста.

Я вытираю, и она переходит к следующей посуде. Мои движения скованные и

напряженные.

– Расскажи мне, что происходит, – тихо просит она.

– Я не знаю.

Как только я произношу эти слова, я осознаю, насколько они правдивы. Я

действительно не знаю, что происходит. Что я должен сказать? «Мэтью не разговаривает

со мной посреди ночи. Думаю, он наблюдал за мной во время тренировки. Он не хочет

ездить со мной и Декланом в школу».

Все это звучит так... по – детски. С тем же успехом я мог бы пожаловаться на то, что меня заставляют есть брокколи или убирать свою комнату.

Кристин смотрит на меня, моя следующую тарелку, и протягивает мне, чтобы я ее

протер. Ее голос остается мягким, не требовательным.

– Что-то случилось?

У Кристин всегда было это магическое свойство заставлять людей говорить, и этот

раз – не исключение. Иногда я дразню ее, что ей следовало стать терапевтом, а не

бухгалтером. У меня прекрасные отношения с ними обоими, но с Кристин, с ее теплым

принятием всего, становится так тяжело скрывать сообщения моего отца.

Я задерживаю дыхание на мгновение, хотя и знаю, что она не станет осуждать

меня, чтобы я ни сказал.

– Мэтью заставляет меня нервничать.

Еще одна капающая сковородка переходит через стойку.

– Это интересно.

– Почему?

– Потому что полчаса назад, сидя здесь, он говорил мне о том, что ты заставляешь

его нервничать.

Я замираю с полотенцем в руках.

– Почему я заставляю его нервничать?

– Он не сказал. – Кристин протягивает другую тарелку. – Я просто подумала, что

ты должен знать.

Я вспоминаю реакцию Мэтью, когда я едва пошевелился прошлой ночью.

Оцениваю все, что он сказал... и чего не сказал... за последние два дня. Джефф сказал, что

он побывал и вылетел из четырех разных приютов за последний год. Он сказал, что в

последнем приюте Мэтью начал драку. И я воспринял все это с тем убеждением, что

проблема заключалась в Мэтью.

Не то, чтобы он попытался как – либо развенчать мою уверенность.

Деклан ошибся. Я совершенно точно Обиженный Сын.

– Эй, чувак, – говорит Деклан, и по его тону я понимаю, что он говорит с кем-то

еще. – Хочешь бекона?

Я оборачиваюсь посмотреть. Мэтью прячется в затемненном коридоре. Его мокрые

волосы зачесаны назад, заставляя его выглядеть еще младше, а синяки на его лице еще

более заметными.

Его взгляд перебегает с меня на Деклана и обратно. Затем на Кристин.

– Здесь еще осталось достаточно, – говорит она бодро.

– Нет, спасибо. – Он разворачивается и исчезает в коридоре.

Я передаю Кристин сухую сковородку и беру другую мокрую тарелку. Она ничего

не говорит, так что я тоже молчу.

Деклан поднимается со стула и подходит, чтобы взять еще бекона. Он понижает

голос.

– Рев. Серьезно. Ты тяжелее этого пацана как минимум на сорок фунтов.

– Я не по этому нервничаю.

– А из-за чего тогда?

Я не уверен, как на это ответить.

Кристин протягивает Деклану капающую мерную чашку вместе с полотенцем.

– Если собираешься съесть весь бекон, можешь помочь вытирать посуду.

Он засовывает еще один кусок в рот и с готовностью берет полотенце.

– Кто ему так пятак начистил? Черт, если б я так выглядел, я б тоже боялся тебя до

чертиков.

– Заткнись.

– Я не шучу.

Я вытираю поднос для печенья. Напряжение снова сковало мне плечи. Я не знаю, что с этим делать.

– Мальчики, вы не могли бы помочь двигать мебель сегодня вечером? –

спрашивает Кристин. – Папа не хочет признаваться, но его спина снова его беспокоит.

– Конечно, – говорит Деклан. Он берет уже должно быть десятый кусок бекона. –

Продолжайте кормить меня, и я готов передвинуть весь дом.

– Договорились. Вы можете начать выносить мебель прямо сейчас, если хотите.

Единственное, что мы оставим, – это комод.

Я не смотрю на нее. Я продолжаю вытирать посуду. Я могу стоять в кухне и

вытирать посуду весь день, если это означает, что мне не нужно со всем этим разбираться.

Деклан насильно вырывает миску у меня из рук.

– Нас ждут великие дела. Шевелись.

* * *

Не знаю, почему я волновался. Мэтью не помогает. Я даже не знаю, куда он пошел.

Наверное, прячется в моей спальне.

Прячется.

Мне это не нравится.

Стыд грызет меня изнутри, как что-то живое. Я задавался вопросом, как мой отец

превратился в человека, которым он был. Человека, которым он является. Я знаю о цикле

жестокого обращения, и потратил много часов гадая, когда начну меняться.

Я что-то сделал, о чем не подозреваю? Чувствует ли Мэтью что-то во мне, что

заставляет его нервничать? Я думаю о том дне, когда я нашел письмо, как темнота

проникла в мои мысли и заставила выместить зло на Джеффе и Деклане.

Я рад иметь причину скрыть свои заботы под чем-то физическим. Вынос детской

мебели – гораздо б ольшая задача, чем я предполагал, потому что сперва нам нужно

освободить гараж, что означает перетаскать все пластиковые коробки с одеждой и

игрушками на чердак дома. Кристин также хочет, чтобы мы вычистили и вымели всю

пыль и грязь из гаража, прежде чем ставить туда мебель.

Затем из Big Lots приезжает Джефф, и нам приходится разгружать новую мебель.

К тому времени, как мы заканчиваем, уже наступил поздний вечер и мы

перепачканные и потные. Темные тучи сгустились, предвещая дождь.

Деклан падает в траву на заднем дворе с бутылкой Гаторейд. Он растягивается на

спине, уставившись в небо.

Гремит гром. Падают первые капли дождя.

Он не двигается.

Я тоже не двигаюсь. Капли дождя дают приятное ощущение. Я сижу, скрестив

ноги, со своей бутылкой Гаторейд. Я уже пару часов как сбросил толстовку, когда влага

стала невыносимой, но так и остался в футболке с длинными рукавами. У меня есть

только одна футболка с короткими рукавами. И никаких шорт.

– Сегодня вечером я должен встретиться с Эммой, – говорю я Деклану.

– Еще одно жаркое свидание за церковью?

– Заткнись. – Он уже почти спал, когда