Ненависть затопила мой рассудок. Ненависть к самой себе, какая же я злобная бессердечная тварь! Я не могу любить, моя душа пуста и бесполезна, я не могу дать жизнь, я могу ее только отнять… И пусть! Ненавижу эту женщину напротив, она слишком богата, красива, у нее все есть! Пусть корчится в мучительной агонии, сдохни, тварь! А эта вредная девчонка, что забилась в угол и глотает сопли! У нее вся жизнь впереди, в то время, как меня впереди ничего хорошего не ждет! Изуродовать ее смазливое личико, пусть живет дальше, презираемая всеми, пусть в нее тычат пальцами, почему только мне должно быть больно!
Демон колдуньи в облике отвратительной старухи выступил из небытия, привлеченный моей болью и ненавистью. Сквозь кровавую пелену злобы я видела старуху, и теперь ее заметила и сама колдунья. Она отшатнулась, прижимая к груди склянку, страшно закричала.
Я уже летела в бездну. Там, за чертой, появляется странное чувство, словно сорвался в пропасть, ощущение полной абсолютной свободы с таким же полным отсутствием всех остальных чувств. Пропадают желания и устремления, все кажется таким мелким и незначительным, и только власть, абсолютная власть над демоном. Я натравила его на колдунью коротким мысленным приказом. Малая часть меня, что сжалась в комочек, из последних сил удерживаясь на краю бездны, начала монотонно бормотать все известные мне молитвы. На самом деле можно читать что угодно, просто молитв я знала неимоверное количество, благодаря проведенным годам в монастырских подвалах. Колдунья теперь уже визжала от ужаса, а старуха наступала на нее, тянула к ней морщинистые изможденные руки. Едва дотронувшись до рук колдуньи, она тут же превратила их в собственное подобие. Этого я не учла. Демон будет нападать на хозяина, атакуя только той силой, что владеет. И у демона-старухи эта сила была в мгновенном старении. Оно не убьет колдунью, а только состарит и еще больше разозлит.
Я изо всех сил пыталась выбраться, но бездна затягивала. Водоворот черного равнодушия вытягивал из меня последние силы, и тогда я уцепилась за последнее, что могла. В моей жизни было не так много светлых добрых моментов, да собственно говоря, их вовсе не было. Короткое, бережно спрятанное воспоминание первого поцелуя.
Я давно заглядывалась на этого послушника. Ион был божественно красив, светловолосый и голубоглазый, с добрым лицом. Я прокралась за ним в сад и стала подглядывать, как он карабкается на вишню, чтобы сорвать пару ягод на ужин. Взобравшись и усевшись на развилке дерева, он стал срывать вишни, собирая их в подол рясы. Я неловко сдвинулась с места, и под моей ногой хрустнула ветка. Закусив губу с досады, приготовилась на низком старте дать деру. Он разглядел мою фигурку в кустах и приветливо махнул мне рукой, показывая на место рядом с собой. Немного поколебавшись, я подошла и приняла его руку, протянутую помочь залезть. Ладонь была теплой, измазанной вишневым соком, а оттого слегка липкой. Сердце билось так гулко, что в ушах стоял звон, а желудок казался вообще где-то внизу.
— Угощайся, — он с ослепительно доброй улыбкой протянул мне пригоршню ягод.
Я несмело взяла одну ягодку, раскусила ее. Терпкий кисло-сладкий вкус свел скулы. Я закашлялась. Он похлопал меня легонько по спине, участливо заглянул в глаза.
— Все нормально?
Его лицо оказалось так близко, что я оцепенела на мгновенье, а в следующий удар сердца, удивляясь собственной отчаянной смелости, поцеловала его в губы. Я до сих пор помню вкус ягод на его теплых губах и до сих пор не могу есть вишню. Потому что мучительно больно. Моя первая любовь…
Демон отчаянно взвыл, понимая, что его новая хозяйка бросает его одного в бездне, отступил от колдуньи и двинулся ко мне. Помчица дрожащими старческими руками сорвала пробку со склянки и занесла ее над головой для броска. Если она полетит в меня или в девчонку, мы растворимся, превратимся в грибную сукровицу, прорастем сотнями спор, чтобы дать силу колдунье? Или же меня раньше состарит демон?.. Мои губы продолжали монотонно шептать молитву, страха не было, только холодная отстраненность. Я словно видела занесенную над собой смерть и разглядывала ее как равнодушный зритель, не в силах скинуть оцепенение…
ГЛАВА 11. Инквизитор Тиффано
Время замедлилось, словно муха, увязнувшая в липком меду. Я слышал детский визг из-за тяжелой дубовой двери с кованым замком. Резким ударом наотмашь я срубил засов и влетел в комнату. Призрачное марево ужасной старухи, тянущей руки к связанной Лидии, совершенно безумного вида помчица, заносящая руку с колбой над ее головой и ничтожная доля мгновения на то, чтобы принять правильное решение. Взмах клинка выбил склянку из рук колдуньи, и та полетела в каменную стену, разбившись об нее с негромким звоном. Буро-кровавое пятно расплылось по камню отвратительными разводами. Следующий удар тыльной стороной эфеса пришелся по затылку колдуньи, после чего та грузно осела на пол. Держа клинок наизготове, я был готов принять удар демона, но мерзкая старуха внезапно рассеялась, словно дым. Время дрогнуло и потекло с прежней скоростью.
Зареванная девчонка на коленках подползла к Лидии и стала тормошить ее. Я склонился и заглянул в глаза девицы. Они были пусты, совершенно пусты и безжизненны, но ее губы двигались. Она что-то монотонно бормотала. Я склонился к ней еще ниже, прислушался и с удивлением понял, что она бормочет молитву. Самое странное, что это была молитва изгнания демона, из старых канонических, давно неиспользуемых ни в проповедях, ни в службах. Знали ее только церковные историки да некоторые инквизиторы. Я дотронулся до плеча Лидии, стал ее тормошить. Злость на нее разом испарилась, осталась только тревога. У нее была разбита губа, щека алела, на виске запеклась кровь. Я коснулся уголка ее губ, чтобы вытереть кровь. Что-то дрогнуло в ее тусклых глазах, взгляд вдруг сфокусировался, и она совершенно отчетливо произнесла:
— Уберите от меня руки.
Я выдохнул с облегчением и кивнул. Обойдя ее и нащупав толстый веревочный узел, поднес к нему лезвие кинжала, но потом передумал. Подмога в лице послушников-братьев должна уже подоспеть, с минуты на минуту, но пока я здесь один. Пусть посидит здесь, надежно связанная, так спокойней. Я подошел к столу, на котором громоздились склянки и колбы, резким рывком сдернул с него скатерть, не потревожив ничего, и принялся разрывать ее на части, связывая веревки.
— Освободите меня. Немедленно! — Лидия повысила голос. — Что вы делаете?
Крепко
