– Читал про него и я – карликовый сицилийский. Но наверное, тот еще раньше вымер, а этот с виду – вполне африканский. Ухи, седловина на спине – все как положено. Вот, присмотрись повнимательнее, – я показал ей «серебряного слона» чеканки Баркидов, которыми нам в этот раз заплатили жалованье из-за нехватки гадесских «тунцов».

– Ага, мне тоже такими дали! – оживился и Серега. – И одну даже вот такую! – на показанной им монете слон был с погонщиком на спине.

– Да, слоны – явные «африканцы», – признала и Юлька.

Мы еще поболтали немного о слонах и других боевых животных.

– Ну, все пожрали? Теперь-то про селитру говорить можно? – спросил Володя, когда мы доели и уже смаковали выставленное нам по случаю производственных успехов Нирула хорошее вино.

– Если только про говно, а не про мочу – так и быть, валяй! – сменили гнев на милость и любезно разрешили бабы.

– Ну, я чего смекаю? В Европу ж в том же шестнадцатом веке завоза селитры еще не было, а порох хреначили – только в путь. Получается, что вся Европа «говенной» селитрой воевала – и ничего, хватало.

– Ну, во-первых, ты точную технологию получения селитры из говна знаешь?

– Дык, этот же… как его… Экскремент! Извини за каламбур, гы-гы! Неужто не осилим?

– А во-вторых – ты в курсе, как это делалось организационно? Чтобы обеспечить порохом небольшую наемную армию, всех крестьян облагали натуральной «селитряной» повинностью. Ферштейн? Работа ведь не только говенная – в самом буквальном смысле – так еще и геморройная. Добровольно хрен кто соглашался. То есть скупать – пожалуйста, а вот заготавливать самому – ищите дураков. Точнее – говнюков. А кому охота говнюком быть по собственной воле? Ну, а «бедному крестьянину», сам понимаешь, податься некуда – куда он на хрен денется с подводной лодки? Так у тебя нигде не завалялось именьица с крепостными – душ эдак под триста?

– А если за деньги?

– Володя, ну ты же служил и дневальным бывал. Вот засрали твои дражайшие сослуживцы очко в сортире. Ты его отдраил – с мылом, с хлорочкой…

– Ну, допустим, с мылом-то только полы, само-то очко без мыла, – уточнил он.

– Я утрирую для наглядности. Теперь прикинь – ты его отдраил, а эти уроды его опять засрали, а тут еще и дежурного по части нелегкая принесла: «Дневальный! Ко мне! Паччиму очко засрано?! Чтоб через пять минут блестело, как у кота яйца!» Ты снова его драишь, а его эти уроды опять засерают, а тебе же еще наряд сдавать. Ферштейн? Так это, Володя, была только преамбула. А теперь – развесь ухи и слухай сюды саму «амбулу». Отслуживаешь ты свой первый год, переводишься в «деды» – все, звиздец, ни очко драить, ни полы с мылом вздрачивать – уже не положено. Дедуешь ты второй год, и к концу его забуреваешь окончательно. А дембель все ближе, и все твои мысли – ну, о бабах, конечно, о водке, это первым делом, конечно, но после них ведь хоть изредка и о будущей работе на гражданке подумается. Хорошей такой, солидной, денежной, непыльной – скажем, в офисном планктоне…

– Ну, ты загнул! Ведь слесарю же на автосервисе! Ну, в смысле – слесарил…

– Ну, я утрирую. Мечталось-то тебе ведь наверняка о лучшей работенке?

– Дык, ясный хрен! Но куда хотел, туда хрен брали, а взяли вот только с этими железяками ковыряться.

– Вот-вот. Но это все-таки с железяками, не с говном. А теперь представь себе такую невезуху – отслужил ты и уходишь наконец, весь из себя такой размечтавшийся, на заслуженный дембель, ищешь достойную твоей крутизны работу, а тебе там вдруг даже железяки шкрябать не предлагают, а предлагают только засунуть свою крутизну себе в жопу и ежедневно драить очки в сортирах, которые тебе драить уж год как не положено. Ну и за какие деньги ты согласишься быть «вечным дневальным»?

– Да ты че, млять, охренел?! Сам-то хоть понял, чего сказал?! – представивший себе эту картину маслом в цвете и в лицах Володя отреагировал весьма эмоционально. – Да хрен за какие! Лучше, млять, грузчиком тогда на хрен пойду!

Потом, опомнившись, добавил:

– Ладно, с говном понял, замяли. А как насчет Индии? Там же вроде целые месторождения есть. Вдруг привозят?

– А хрен их знает. Но если и привозят, то разве только в Египет. А теперь сам прикинь хрен к носу – где мы, и где тот «Гребипет».

– Твоя малолетка – и та ближе! – не удержалась от шпильки Юлька.

– Прогуляйся туда же, – послал я ее в куртуазной форме.

– Я бы с удовольствием, да только вы никак не вырветесь из этой дыры!

Обломавшийся с порохом Володя пригорюнился, оставленный всеми в покое Серега продолжал «дегустировать» вино, Васкес насвистывал себе под нос что-то эдакое героически-тореадорское, а я курил трубку.

– Слушай, идея! – возбудился вдруг снова Володя. – Подводное ружжо!

– Так у тебя ж есть.

– Дык пневматическое же! Полетят в нем на хрен прокладки – и звиздец ему! А раньше у меня было пружинное – герметизация на хрен не нужна, а конструкция простая, как три копейки! Вот, смотри! – он принялся рисовать на песке. – Мы сделаем пистоль вот по этой схеме, и не одну, а на всех нас. Меткости нам особой тоже на хрен не надо, это же будет грубятина для ближнего боя – вместо однозарядной кремневой пистоли…

– Вот это – другое дело! – я достал и сунул ему в руки свой мультитул. – Делай деревянный макет, – потом порылся и отдал ему остатки своей медной проволочки. – Не пружинная, но немножко пружинить будет – для макета достаточно.

– Значит, осилим?

– Осилим, но не тут. Думаю, в Гадесе осилим…

– А че так?

– Витая проволочная пружина.

– Так твой же Нирул сделал пружинную бронзу!

– Проволока, Володя! Тут есть только простая кузница – кто нам в ней вытянет проволоку? Пушкина Дантес грохнул, Лермонтова царь к черным на Кавказ сослал. Кто у нас кроме них еще всем дыркам затычка?

– А в Гадесе, думаешь, вытянут?

– Почти уверен. Ты обратил внимание на доспехи римских триариев и части принципов?

– Ну, вроде на кольчугу похожи…

– Кольчуга и есть – «лорика хамата». По сравнению со средневековой качество у нее еще то, но нам на ее качество насрать. Главное, что италийские оружейники умеют тянуть и навивать проволоку. А гадесские – что, пальцем деланные?