– Джон только и умеет, что высасывать из своих авторов все соки, – говорил Тед. – Это у него с тех пор, как перестал выходить «Анноун», и он оставался единственным серьезным журналом. А сегодня на прилавках полно других научно-фантастических журналов; рынок достаточно обширен, чтобы заработать на более-менее пристойную жизнь. Не повторяй мою ошибку, Фил. Сейчас, в начале карьеры, нужно максимально расширять охват. Надо посылать как можно больше разных рассказов как можно большему количеству разных редакторов. Пока есть такая возможность.
Проблема заключалась в том, что по большей части я получал от этих научно-фантастических журналов гораздо меньше удовольствия, чем от чтения кемпбелловской «Поразительной научной фантастики». И гордости от публикации в них я испытывал в разы меньше, чем от публикации в журнале у Кемпбелла. Однако Старджон был не только моим агентом, но и наставником; он написал чертову уйму рассказов – чертову уйму чертовски хороших рассказов, – а я мог похвастаться от силы двумя или тремя пристойными опусами. Тед явно знал, что говорил.
Поэтому я покупал и читал все эти журналы, изучая весь этот обширный рынок. Мы называли эти журналы «БГМ» (в честь Большеглазых Монстров и почти что раздетых особей женского пола на обложках, которые так замечательно описаны в классическом эссе «Блокируй этот удар, Капитан Фьючер!» Эс. Джей. Перельмана). Впрочем, крикливыми были не только обложки, но и сами их названия: «Невероятные, Потрясающие и Захватывающие Чудеса». Научная фантастика являлась тогда бульварным чтивом, а бульварным журналам приходилось выбирать себе названия такого рода, чтобы каждый потенциальный покупатель, проходя мимо, слышал громкий визг со стороны прилавка.
Платили за публикации в них по самым низким расценкам, чаще всего не после сдачи материала, а уже после выхода из печати. Рассказы наши помещались в них ближе к концу, где-то перед подборкой писем благодарных читателей. О, эти письма читателей, по большей части несовершеннолетних; и имена у них были соответствующими: Чад Оливье, Боб Такер, Рики Славин и, наконец, Мэрион «Астра» Зиммер (так она называла себя поначалу, хотя потом превратилась в Мэрион Зиммер Брэдли). Авторы их щедро раздавали эпитеты начинающим писателям, беспощадно отлавливая в их рассказах малейшие неточности: ну, например, если кентавра-наставника Ясона называли не Хироном, а Хароном.
На нижней ступеньке – как по размеру гонорара, так и по качеству обложек – располагался «Плэнет Сториз», который мог похвастаться такими заголовками, как «Под Корой Красного Мира», «Валькирия из Пустоты» или «Тварь с Венеры» (правда, первое место в моем личном рейтинге занимает «Когда Застонали Колонны»). Что за отстой, подумаете вы. И будете не правы. Потому что, хотя платили в этом журнале мало – и только лишь после выхода из печати, – в нем можно было найти много прекрасных рассказов Ли Брэкетт, и Пола Андерсона, и молодого Рэя Брэдбери – Брэдбери того периода, когда он писал самые лучшие, самые яркие свои рассказы.
Я же, вместо того чтобы пользоваться этими журналами исключительно как кормушкой в голодное время, честно старался писать в их стиле, но по возможности лучше. И мне это удалось. Я даже неплохо жил, зарабатывая писательством, что гораздо хуже удавалось Теду, и добился я этого всего за пару лет с момента моей первой публикации. Я зарабатывал, обучаясь, поэтому я пробовал себя практически в каждом жанре и теме научно-фантастического рассказа (ну, имелись две-три темы, писать на которые я даже не пытался. Одной из них, к счастью, была телепатия. Я говорю «к счастью», потому что лучшим рассказам на эту тему еще только предстояло быть написанными, зато, когда это произошло, писать что-то в этом роде осмелился бы только слепой и глухонемой писатель. Я имею в виду, разумеется, «Человека без лица» Алфи Бестера и «Умирая в себе» Боба Силверберга).
Теду Старджону так и не удалось нормально заработать писательским трудом – до тех пор, пока не появились журналы, сочетавшие качество с достойными гонорарами, – такие, как «Галактика» или «Зе Мэгэзин ов Фэнтези энд Сайенс Фикшн», а еще до тех пор, пока он не начал писать повести. Возможно, он был лучшим из моих агентов, но в какой-то момент он практически отчаялся и продал себя, а также всех своих авторов – Джима Блиша, Деймона Найта, Чендлера Дэвиса, Эй. Бертрама Чандлера, Джуди Меррилл, Ри Драгонетт и меня – Скотту Мередиту. Скотт только-только основал собственное агентство и находился на той стадии, когда не мог даже позволить себе нанять посыльного (ему и его брату Сидни приходилось тайком переодеваться ближе к вечеру во всякую рвань и лично развозить рукописи по редакциям). Зато он сразу начал размещать рекламу в «Райтерс дайджест», да так удачно, что очень скоро его агентством заинтересовалась уйма начинающих графоманов и даже профессиональные авторы вроде П.Г. Вудхауса. Собственно, Тед тоже попался на одно из этих объявлений и, поговорив со Скоттом, исполнился уверенности в том, что, наконец, нашел себе такого агента, каким полагалось бы стать ему самому. Он перепоручил всех нас заботам Скотта, заверив нас при этом, что нас наконец-то будет представлять кто-то, способный превратить литераторов в настоящих коммерческих писателей, людей, достойно зарабатывающих любимой работой, а не живущих впроголодь, как это довелось ему, Теодору Старджону. Я уже заметил: Тед всегда знал, что говорит, и мы радостно согласились с ним. Мы рьяно взялись за дело, надеясь угодить нашему новому агенту, и принялись писать много и разнообразно, писать все – от вестернов до дамских романов. Джим Блиш даже занялся критикой: он отвечал на многочисленные письма начинающих писателей и помогал им стать настоящими профессионалами, представляя их Хитроумному Скелету Скотту Мередиту. Как утверждалось, это был верный способ печататься в бульварных журналах. Так, разбирая по косточкам рассказ за рассказом, Джим провел несколько лет, пока в один прекрасный день не разродился пространной статьей о «Поминках по Финнегану» с многочисленными отсылками к многословным «Дублинцам» по всем правилам критических вывертов Хитроумного Скелета.
А что я? Под чутким руководством Скотта я не просто писал для третьеразрядных журналов, я сделался чудовищно плодовитым, буквально заполонив все тогдашние журнальные прилавки. У Скотта имелась целая когорта тех, кого можно было бы назвать «пленными редакторами» – редакторов журналов, печатавших вестерны, спортивные новости, детективы и сентиментальную прозу для дам. Они платили по центу за слово (а иногда и по процентам за слово) и покупали у Скотта все без остатка, зная, что никогда не случится такого, чтобы он не смог заполнить их номер под завязку.
Чтобы писать хорошо, нужно писать много. Я писал много. Вы можете сказать, что я стал халтурщиком. И будете не правы. Вы будете не правы, потому что мне
