— А что чувствуют, когда ревнуют, мама?
— Боль… мучительную душевную боль, — ответил папа.
— А мне просто неприятно. Нет — противно до омерзения. Давайте спать, а? Утро вечера мудренее.
Меня уложили на диване в гостиной номера, и я старалась уснуть. Если бы не выговорилась — не уснула бы вообще. Родители бубнили в спальне, и так уютно это было, так успокаивало… Как будто я дома. И словно Ярослав где-то далеко и не требует ответа. И разочарование так сильно не травит душу, а какое я вообще имею право обижаться на него? Меня тянет к нему, несмотря на то, что он такой… И гадко от этого и неспокойно. Плохо, в общем. А я не хочу, чтобы было плохо, а оно будет, потому что любовь ко мне не мешала ему делать это с ней, а значит и в будущем… он такой, он привык… а-а-а… спать… спать.
Это воскресенье мы с родителями не расставались. Простояв в длиннющей очереди, попали в Эрмитаж на выставку холодного оружия и исторического костюма. Обедали в гостинице и потом вместе восхищались каменными узорами убранства Спаса на Крови. После зашли поужинать в блинную, и угощала я — блинами с икрой, с семгой и еще с алтайским медом — изумительно вкусным. Пили травяной чай… Я все оплатила своей картой — эти деньги просто жгли мне руки. Назавтра договорились, что они подъедут к университету и мы пойдем покупать наряды мне и Лизе, или не пойдем — бал не вызывал уже никакого энтузиазма.
Я в этот день не хотела думать ни о чем, устала от всего этого, что ли? И Лизе позвонила, что опять заночую с родителями — им так спокойнее, а еще я знала, что утром меня будет ждать Ярослав. Не хотелось его видеть. Зачем я вообще тогда ему позвонила? Тянуло что-то внутри, все-таки обида? Или вина? Гнала мысли о нем, как могла.
Утром пришлось вставать очень рано и долго добираться до места учебы. Лиза прихватила мою сумку и ждала меня возле раздевалки. Ярослава я не увидела и вздохнула с облегчением.
После пар мы с Лизой ушли, не зайдя в мастерскую. Готовиться к занятиям будем вечером. Я в гостинице, а она в общаге. Родители настаивали, чтобы я пока пожила с ними.
В вестибюле ждали папа и мама, а на улице возле машины — Сергей. Я тяжело вздохнула и повела родителей к нему.
— Папа, мама, это претендент на мою руку и сердце — Серхиас. Серж, это мои родители — Виктор Александрович и Виктория Львовна. Я так понимаю, что с платьями сегодня ничего не получится, Лиза, извини. Я не знаю, насколько откровенным будет разговор при тебе.
Лиза ушла на маршрутку, а мы стояли и смотрели друг на друга. Заговорил Сергей:
— Нам, наверное, нужно поговорить? У вас есть предложения, где это лучше сделать?
— Нам бы без лишних глаз и ушей, — ответил папа, — давайте куда-нибудь в сквер. Сейчас холодно, там никого нет.
До сквера доехали в машине Сергея, вышли… В воздухе стоял пряный кленовый запах… Все дорожки были укрыты желто-красно-зеленым ковром — дворники не успевали убирать всю эту красоту. Пока шли вглубь сквера, я собрала маленький букет из особенно красивых и разноцветных листьев… нервничала. Потом папа неожиданно остановился, вынул из кармана куртки бабушкино письмо и молча подал Сергею. Тот взял его и начал читать. Читал до конца. Потом так же молча смотрел на папу, очевидно — обдумывая ответ.
— Я наследник другого феода. Вашего ныне не существует, как самостоятельной единицы — он расположен в центре королевства и был присоединен к дворцовой территории. Все, что здесь написано о перевороте — правда. Все случилось из-за женщины. Но в том, что случилось, изрядная доля ее вины — ей следовало вести себя иначе. Пошла цепная реакция. Даже если кто-то и осуждал — вынуждены были в силу клятвы верности монарху выступить на защиту его интересов. И я ни в коем случае не осуждаю своих или ваших предков — просто отмечаю.
Кроме меня, у отца еще трое сыновей. Если вы категорически против того, чтобы Арианна ушла туда со мной, то я в состоянии обеспечить ей достойную жизнь и здесь. Я легализован в вашем мире, обеспечен. Сейчас живу у товарища, но уже приобрел участок на берегу озера рядом с ним. Большой участок. Мне тяжело жить в городе, и я думаю, что Арианне было бы приятно спроектировать и построить свой собственный дом, не ограничивая себя в средствах. Здесь я вполне способен защитить ее, если она станет моей женой.
Меньше всего я хочу спешить и настаивать, но ваш феод — собственность короля. Ваша мать была права — они не справляются. Поэтому Арианна нужна там. Это вопрос времени. Когда ей исполнится двадцать, ее заберут. Бэлле не следовало приглашать ее к себе. Ее могли увидеть не только мы.
Постоянного надзора за престарелой леди не было, но так случилось, что Арианна попала в поле зрения Алекса. Он увидел ее, выяснил, где она учится, дал знать нам. У него есть связи в благотворительном комитете. Это он предложил нам «курировать» студенческий бал. Нет ничего плохого в том, что мы подошли к ней. Я не настаивал ни на чем, просто рассказал, как обстоят дела, и что я чувствую к ней. И просил один поцелуй, чтобы мы определились в своих чувствах. Поверьте — он скажет ей обо всем.
Я хотел бы забрать ее туда… Вы не знаете, чего она лишается. Даже срок жизни несопоставим со здешним — мы живем в несколько раз дольше — высшая аристократия, подпитываясь через свою вторую сущность от силы наших земель. Но я понимаю, что реальная опасность существует. И готов оставаться здесь, с ней, пусть это и сократит нашу жизнь. А возможно — вскоре что-то изменится там. Я не хотел поднимать этот вопрос, пока не уверен, что мы с вашей дочерью обретем любовь. Прошу лишь о поцелуе, он решит все.
Папа прокашлялся:
