– Эх, был бы огнемет, выжечь бы это логово к чертовой матери! – зло рыкнул Виталий.
– Но огнемета у нас нет. Устроить пожар нам нечем, назад пути нет, вперед – тоже. Тупик. Какие есть идеи? – безнадежно поинтересовался Дима.
– Впереди хищные пауки. Позади – неведомая хрень в воде. Будь проклят мой папаша, который нас сюда послал! Чтоб у него руки отсохли, старая сволочь! – выругалась Алевтина.
– Да тут ругайся – не ругайся, а вариантов у нас действительно нет, – мрачно подытожил молодой ученый, поднимаясь.
Виталий был бледен, о чем-то размышлял, стиснув зубы.
– У нас приказ Леушевского – во что бы то ни стало доставить вас до места назначения. Идем, Кирюх. Прощайте, ребята. Надеюсь, у вас получится! – наконец, выговорил он.
– Нет! Не смей! – крикнул Дима, но мужчина не слушал его. Он бросился вперед, следом за ним поспешил Кирилл.
Туннель пришел в движение, лавина закутанных в белый пух паучьих тел погребла под собой двух разведчиков. Омерзительный шорох тысяч хитиновых лап сводил с ума.
– Аля, скорее! – молодой ученый сориентировался первым, потянул за собой оцепеневшую от страха девушку.
Они неслись вперед, под ногами хрустело и чавкало, со стен потоком устремлялись новые и новые пауки, ведомые вечным и неутолимым голодом.
За спиной раздался нечеловеческий, отчаянный крик, твари жрали товарищей заживо. Вопль оборвался на одной ноте, сменился бульканьем и хрипом.
Туннель собрал свою кровавую дань. Пятеро принесли себя в жертву подземелью.
Свет впереди становился ярче. Гермозатвор был открыт, оттуда нанесло снега – настоящего, зимнего. Дима и Аля вылетели на поверхность и по инерции бежали еще пару сотен метров – со слезящимися от света глазами, не видя ничего вокруг.
Наконец они остановились, тяжело дыша. Перед ними был город. Огромный, бескрайний город, переплетения улиц, лента реки внизу.
Разведчики стояли на возвышении посреди густого леса, ниже, за рекой, виднелось огромное овальное здание стадиона с просевшей крышей, чуть правее – разрушенный метромост.
Алевтину трясло, Дима прижимал ее к себе, пытаясь согреть, но и сам чувствовал, как на морозе застывает в лед мокрая одежда. Он практически не ощущал ног, холод отдавался тупой ноющей болью.
– Тише, Птичка, тише, – шептал юноша, баюкая девушку в объятиях. – Мы живы, мы пока еще живы, и все будет хорошо.
– Зачем это все? – жалобно прошептала Аля. – Зачем они погибли, пятеро – ни за что, просто так… Зачем старому пауку понадобилось отправлять нас сюда?
– Ну-ну. Не сожалей, не надо, так еще хуже. Ребята умерли за нас. Мы теперь не имеем права погибнуть. Нам не стоит возвращаться в Загорянку, Птичка. Мы в Москве, давай искать ближайшее метро и просить убежища. Доктор Менгеле нас не сможет здесь достать.
Они встретились взглядами. В испуганных, заплаканных глазах Алевтины было все же что-то, что не смог перебить даже страх туннеля – что-то неприятное, слишком напоминавшее Геннадия Львовича. Но девушка промолчала.
Над городом медленно вставало тусклое зимнее солнце, укутанное в серую кисею облаков. Нужно было идти.
Оскальзываясь на заледенелых склонах, утопая в глубоком снегу, замерзшие и усталые разведчики спускались к реке. Ни рюкзаков, ни провизии, ни карты… Назад? Даже если бы хотелось, путь был закрыт, по поверхности, без оружия, без еды и теплой одежды далеко не уйти.
Алевтина почти всем весом навалилась на Диму, ей было совсем худо.
– Я так хочу спать… – чуть слышно выговорила она.
– Нет! Не смей, Аля, нам нужно идти! – молодой ученый потянул ее вперед, но девушка оступилась, тяжелая и неповоротливая, как кукла, села на снег и закрыла глаза.
Юноша попытался поднять ее, но руки совсем не слушались.
– Пожалуйста… Кто-нибудь… Помогите…
Холодно. Кровь застывает внутри, становится густой и медленной. Мысли – неторопливые, вязкие, веки наливаются свинцом. Боль в замерзших конечностях отступает, отдается в сознании глухо и едва слышно. Скоро все закончится. Скоро будет тепло и хорошо.
– Надо вставать… Надо идти… – бессвязно шептал Дима, силясь подняться, но тело казалось чужим, будто уже не принадлежало ему.
Пляска снежинок перед лицом убаюкивала, зимний город будто пел на сотни голосов, в шелесте ветра, в скрипе деревьев слышалась его смертельная мелодия. Это все. Больше не будет плохо, не будет выбора и отчаянья, просто закрой глаза. Закрой глаза и уходи, останься здесь, в белом мареве. Спи… Спи…
Дима чувствовал, что больше не может сопротивляться, совсем не осталось сил. Беспамятство поглотило его, сомкнувшись над головой черной гладью. Теперь действительно все…
Глава 13
Раменки
Молодой ученый открыл глаза. Ему наконец-то было тепло и сухо.
– Живой? – спросил юноша в пустоту. – Неужели живой?
– Да живой, живой. Поднимайся, сейчас тебя накормим. Ну и видок у тебя, – ответили ему откуда-то сверху.
Дима с трудом поднял тяжелую, будто чугунную голову.
– Где я?
– Станция Фрунзенская Коммунистической линии.
Палатка, зеленый брезент над головой. У выхода стоит молодой человек, примерно его ровесник, с автоматом в руках, в неопрятной, замызганной телогрейке. Полумрак нарушается пробивающимся из-за полога красным светом тусклых ламп. Пахнет костром и грязью.
– Все же метро… Как вы нас нашли? И где моя спутница? – Дима огляделся вокруг и с трудом встал.
– Думаю, тебе стоит побеседовать с товарищем Ивановым, старший помощник начальника станции приказал тебя сразу к нему, как только оклемаешься.
Память услужливо подбросила строки из дневника Алексеевой. Фрунзенская. Старший помощник – очевидно, тот, кто допрашивал Марину несколько месяцев назад.
– К Павлу Михайловичу, верно? – тихо спросил молодой ученый. Ему стало не по себе.
– К нему. А ты откуда знаешь? На местного вроде не похож… – задумчиво протянул его собеседник.
– Да вот так сложилось, – уклончиво бросил юноша. – Идем, что ли?
Дмитрий с любопытством озирался вокруг, пока его спутник уверенно вел гостя через станцию. Он никогда не видел такой жизни. Пожалуй, только в Нагорном. Грязь, серые от авитаминоза лица, некогда величественный малиновый мрамор покрыт слоем копоти и пыли, красное аварийное освещение сводит с ума.
В небольшую комнатушку подсобного помещения Дима вошел один.
– О, вы очнулись. Проходите, садитесь, – поприветствовал Иванов.
– Доброго дня. Я благодарен вам за спасение, это чудо, мы с моей спутницей не надеялись остаться в живых, – начал молодой ученый, рассматривая своего собеседника. Тот смотрел без злобы, в уголках усталых, покрасневших глаз залегли глубокие морщины. – Где Алевтина?
– Вздорная девчонка, которую вы обнимали в сугробе? – насмешливо спросил старший помощник.
– Она уже успела что-то учудить? – Дима попытался улыбнуться, но цепкие когти тревоги царапнули по сердцу.
– Требовала немедленно выпустить ее на поверхность, попыталась подраться с охраной, в общем, вела себя недостойно. Она сейчас в камере, от греха подальше, если вы это хотите знать.
– Пожалуй, да, ответ меня удовлетворил, – кивнул юноша. Ну, по крайней мере, Аля здесь, уже проще. Здесь тепло, светло и безопасно – а много ли еще надо?
– Ну-с, молодой человек, какими судьбами вас занесло в наши края, кто такие, откуда явились? – Иванов подпер подбородок кулаком и внимательно взглянул Дмитрию в глаза. Тот не отвел взгляда.
– Только, пожалуйста, сохраняйте спокойствие, Павел Михайлович… – протянул молодой ученый.
– Я вам не представился. Откуда вы знаете мое имя? – напрягся старший помощник.
– Мы с Мариной Алексеевой неплохо знали друг друга. Да что там, эту женщину знают все Мытищи и Загорянка, очень уж много всего произошло. Она и про вас рассказывала, в конце концов, по вашей вине Евгений Иваненко остался жив и разрушил созданный ею мир. А заодно и наш… – горько вздохнул Дима и начал рассказ.
Когда он пересказал Иванову все, что произошло за минувшие полгода, начиная от гибели бункера в Раменках
