Дима, знавший правду, кивал в такт словам, разглядывая мутанта. Ему вспоминались строки из дневника Алексеевой, в которых она рассказывала, как на нее на подземной парковке в Раменках напал «философ», и как она пятилась от него, уговаривая, но не показала своего страха. Наверное, это работало со всеми мутантами, которые жили когда-то в городской среде. Скорее всего, где-нибудь в джунглях Индии с постапокалиптическим тигром такой финт не пройдет, но у этих слишком сильна генетическая память одомашненных зверей. Этим и пользовалась Алевтина, а уж страха за свою жизнь у нее точно не было.
После экскурсии на ферму Леша помог гостю снять костюм химзащиты и передал Дмитрия генералу Леушевскому, который встретил молодых людей в коридоре.
– Идемте, юноша, побеседуем, пока профессор Вязников занят.
В кабинете начальник бункера усадил юношу в кресло, дал в руки жестяную кружку с чаем и начал рассказ.
Первые три года после Катастрофы стали для жителей Загорянки самыми страшными.
Запасы топлива и провизии на исходе третьего года жизни под землей почти иссякли, генераторы работали буквально на честном слове, убежищу грозил голод.
Пайки были урезаны втрое, освещение оставалось только в общем зале и у дверей, нарастала паника.
Сорокалетний командир Валерий Леушевский каждый вечер уходил в свой кабинет и садился к дисковому телефону советских времен. Часть в Загорянке принадлежала войскам связи, и военный знал, что под землей проложен телефонный кабель, какие использовали во времена Великой Отечественной войны. Он соединял Загорянку с Мытищами, а Мытищи – с Москвой. Последний год мужчина тщетно пытался оживить молчащий телефон, чтобы просить помощи – хоть у кого-нибудь. Видимо, за это время кабель окончательно испортился. Надежды не было.
Для генерала это стало практически ритуалом. «Мытищи, ответьте. Москва, ответьте». Неужели – все? Неужели там больше ничего не осталось? Военной частью на улице Колпакова командовал его хороший знакомый, Васильев. Это – все? Все погибли?
Когда молчавший несколько лет телефон на столе у тогда уже ставшего командиром Андрея Рябушева вдруг зазвонил, мужчина подскочил от неожиданности, разлил на пол чай.
– Слушаю, – дрожащим голосом выговорил он, сняв трубку.
– Господи, вы живы! – раздался искаженный помехами крик радости.
Каким-то чудом замкнувшийся контакт кабеля связал между собой две воинские части, и с этого момента началось их тесное сотрудничество.
Разведэкспедиция во главе с Геннадием Львовичем принесла в бункер запасы провизии и медикаменты, пару канистр с бензином, которого хватило хотя бы на месяц, пока Валерий Станиславович и профессор Вязников искали пути решения возникшей проблемы.
Тогда же Доктор Менгеле предложил выращивать еду и одомашнивать мутантов. На исходе второго года сотрудничества жизнь в бункере наладилась и вошла в колею, совместными усилиями загорянцев и мытищинцев были построены вольеры, отловлены нужные животные, под командованием Геннадия Львовича началась вакцинация и селекция.
Из отходов жизнедеятельности мутантов и людей научились производить топливо, тщательно высушенные фекалии отправлялись на растопку, для этого умельцы собрали устройство, аналогичное тем, которые использовали теплоэлектроцентрали, только в уменьшенном масштабе.
Благо, воды в бункере хватало, оказалось, что система труб напрямую ведет к глубокой скважине.
Жизнь налаживалась. Убежищу больше не грозил голод, организовали освещение и отопление. Каждый из жителей нес свою трудовую повинность – кто-то на ферме, кто-то под землей.
Летом заготавливали корм для хрюшек. Это была жаркая пора, работали в основном по ночам, опасаясь нарваться на мутантов пострашнее и боясь прямых солнечных лучей. Ручными косами косили разросшуюся траву и лианы, благо, этого добра в утопающей в зелени Загорянке хватало. На тачках собранное отвозили в огромный подземный резервуар, который когда-то был выкопан для хранения бензина, но так и не был использован, и сквашивали в силос, которым зимой кормили питомцев.
В общем, работа кипела, и каждый в бункере знал, кому говорить спасибо за возможность жить дальше.
Доктора Менгеле не любили, о нем ходили жуткие слухи, однако ученый пользовался безграничным уважением. Потерять его протекцию означало потерять все, потому что Загорянка жила лишь благодаря его препаратам и новым разработкам. Из медикаментов у самих жителей убежища были лишь зеленка и бинты, остальным их обеспечивал Геннадий Львович. Стоило ли объяснять, что генерал Леушевский, всей душой болеющий за дело выживания своего дома и подчиненных, готов был сделать для профессора Вязникова все, что угодно?
Это сотрудничество длилось годы. Были свои горести и радости, были бунтовщики и несогласные, которые быстро отправлялись в Мытищи в качестве «человеческого материала». Загорянка продолжала свое довольно-таки безбедное существование.
Геннадию Львовичу несказанно повезло. Первого января, когда закончилась операция «Теплоцентраль», он наконец-то сбросил с себя часть забот и организовал вылазку в Загорянку, о которой его давно просил Валерий Станиславович. Занятый подготовкой к захвату бункера и проведением экспериментов с пластохиноном, Доктор Менгеле почти два месяца обещал Леушевскому, что вот-вот сумеет выбраться, и первого января, когда просьбы стали уже совсем настойчивыми, отправился в поход.
Интуиция и на этот раз не подвела мужчину, он взял с собой огромный запас медикаментов и несколько своих передовых разработок. Профессора сопровождали три человека, охранявшие его персону и бесценные ампулы.
Геннадий планировал вернуться к вечеру второго числа, но непредвиденные обстоятельства и уговоры Леушевского заставили его задержаться еще на сутки. А в ночь со второго на третье января бункеры военных и Теплоцентраль перестали существовать.
Казалось, сам дьявол охраняет сумасшедшего ученого. Это было потрясающим везением. Доктор Менгеле поселился в Загорянке, а спустя неделю там оказались его дочь и опальный помощник.
– Удивительное совпадение, не правда ли? – генерал Леушевский поставил на стол пустой стакан, пристально посмотрел на Диму.
– Отвратительное, – недовольно бросил юноша. – Вы наверняка знаете, что произошло между мной и Геннадием Львовичем. Вы полагаете, после этого я должен снова стать его помощником?
– Именно так. Обстоятельства складываются не в вашу пользу, товарищ Холодов. Сейчас необходимо отбросить свои принципы. Ритисма Ацеринум мешает нам существовать, к тому же, нам жизненно необходимы капли берсерка, над которыми вели работу лично вы. Также я весьма рад тому факту, что вернулась Алевтина, она прекрасный разведчик и отлично справляется с мутантами, вы трое – наш спасительный тандем, – кивнул генерал.
– Вы рады? – раздраженно повторил Дима. – А где же вы были, когда Доктор Менгеле уводил Алю практически на смерть? Вы – лицемер, Валерий Станиславович. Сотрудничества не будет.
– Будет, – жестко оборвал его Леушевский. – Не согласитесь добровольно – пеняйте на себя.
– Будете меня пытать? – ухмыльнулся молодой ученый. – У Геннадия не очень получилось.
– Вы слишком многое себе позволяете, я могу и разозлиться, – спокойно ответил мужчина, но уголки его губ дернулись от тщательно скрываемой ярости. – Отправляйтесь в кабинет к профессору Вязникову, вас проводят. Разговор окончен.
– Не боитесь обижать химика? – зловеще спросил Дмитрий. – Я ведь могу сделать так, что ни одного человека здесь в живых не останется.
– Вы нарвались, товарищ Холодов. Конвой! В наручники. Глаз не спускать. Всего хорошего, – генерал говорил бесстрастно, но было бы проще, если бы он кричал.
На руках защелкнулись металлические браслеты. Ну вот, история повторяется по кругу, какой-то безумный цикл.
– Демиург спятил, комедия превратилась в драму, – повторил молодой ученый слова Марины Алексеевой.
В коридоре на них оглядывались, смотрели на Диму неодобрительно, как на преступника, в маленьком мирке каждое действие мгновенно обрастает домыслами и пересудами. Они все осуждали. Считали его предателем интересов выживания. Поразительно. Сколько сплетен было пересказано по углам об ужасах
