Вейл… пришел в себя…

– А пока, – продолжила Риос. – Я предлагаю…

– Как ты попала в офис Стелла? – спросил Дом, меняя тему. Она подняла голову, тень скользнула по ее лицу. Дом надавил: – Там только одна дверь, и я стоял лицом к ней. Но ты появилась позади меня.

Риос прищурилась.

– Хэнкок, – сказала она. – Иди, позови Стелла. Спроси его, что нам делать дальше.

Доминик действительно хотел услышать объяснения Риос, но не так сильно, как хотел выбраться. Он дождался, когда Хэнкок проведет своей ключ-картой по панели, дождался, когда линия станет зеленой и щелкнет дверь.

– Теперь, агент Рашер, – продолжала Риос, – давайте обсу…

Он не дал ей возможности закончить. Доминик глубоко вздохнул, как пловец перед погружением, и дернулся назад. Мир расступился вокруг него, Дом выскользнул из времени и оказался в тени.

Комната повисла в полной тишине, картина в оттенках серого – Риос застыла с нечитаемым выражением лица. Хэнкок на полпути через порог. Доминик, все еще прикованный наручниками к столу.

Он поднялся, подтянул к себе скрепленные листы и принялся за работу, вырывая кусочек металла. Освободил скрепку, выпрямил ее и начал проталкивать тонкий стержень между зубцами наручника и механизмом блокировки. Потребовалось несколько попыток, тени давили на плечи как влажная шерсть, на запястье выступил красный рубец, но в конце концов замок поддался. Доминик открыл наручники, повторил тот же изнурительный процесс с другой стороны и был свободен.

Дом застегнул оковы на запястьях Риос и нырнул под замершей рукой Хэнкока в зал. Воздух тянулся вокруг него, как прилив океана, а Дом бежал к ближайшей диспетчерской. Там был только один солдат, женщина-агент по имени Линфилд, застывшая перед консолью. Доминик вынул шокер из ее кобуры, приставил к шее Линфилд и вернулся во время.

Вспышка сине-белого света, треск тока, и Линфилд рухнула лицом вперед. Дом отодвинул свой стул в сторону и начал искать, руки летали по клавиатуре.

У него было мало времени. Каждая секунда, пока Дом находился в реальном мире, была секундой на виду, моментом, когда его могут поймать, захватить. Сейчас сработает тревога, и солдаты неминуемо его найдут. И все же, несмотря на все это, Дом сосредоточился, его сердце билось, но пульс бился ровно, размеренно. Он всегда был хорош под давлением.

У Дома не было времени выяснить, в какой камере находится Виктор, поэтому он выбрал самый быстрый вариант.

Он открыл их все.

Вот только что Виктор мерил шагами пределы своей безмолвной пустой камеры – а в следующую минуту мир наполнили движение и звук. Сработал сигнал тревоги, дальняя стенка камеры прояснилась, а сплошной барьер из стекловолокна ушел в пол.

Огни наверху вспыхнули белым, но вместо того, чтобы запереться, помещение, казалось, разблокировалось. Виктор слышал, как щелкают замки, открываются двери.

Как раз вовремя.

Он вышел из камеры, только чтобы оказаться во второй, большей, отлитой из бетона, а не из пластика. Она была размером с небольшой ангар для самолета – Виктор кружил, пока не нашел дверь. Та распахнулась, и Виктор вышел в белый коридор.

Он успел сделать всего три шага, прежде чем все, что сумел устроить Доминик, внезапно прекратилось.

Двери захлопнулись, замки закрылись, сирены стихли, а затем снова включились, огни загорелись не белым, а ярко-красным, словно в пародии на проверку реакции.

Но Виктор не переставал двигаться.

Ни когда град отдаленной стрельбы эхом отозвался в соседнем зале, ни когда сапоги загрохотали на гладком линолеуме, ни когда струи белого газа начали литься через верхние вентиляционные отверстия.

Перед входом в зал возник барьер. Виктор пригнулся, сдерживая дыхание, повернул за угол и оказался лицом к лицу с двумя солдатами ЭОН, в шлемах и с оружием.

Он рванул их нервы, но опоздал – солдаты нажали курки за мгновение до того, как его сила их достигла.

Раздались выстрелы, и Виктор бросился в сторону, но коридор был узким, и спасения не было.

Пуля – на этот раз не транквилизатор, а гладкий кусочек стали – оцарапала бок, его собственная сила застала солдат врасплох, но и хватка Виктора сорвалась. И в эту украденную секунду солдаты выправились, нацелились ему в голову, в сердце.

Они открыли огонь, коридор наполнился резкими хлопками, и Виктор приготовился к удару.

Но ничего не произошло.

Вместо этого рука обхватила его за плечи, тело изогнулось перед Виктором, словно щит, а затем Дом потащил их обоих обратно в темноту.

Мир внезапно стал абсолютно неподвижным.

Они стояли на том же месте, в том же коридоре, но все насилие и хаос ушли из пространства, сменившись тишиной и спокойствием. Солдаты зависли, застыв во времени, пули прорезали линии траекторий и повисли в воздухе.

Виктор сделал несколько глубоких вдохов, но, когда попытался заговорить, ничего не вышло. Тени были пустотой, поглощающей не только цвет и свет, но и звук.

Лицо Доминика было мрачной маской в футе от его собственного, затем Дом сжал рукав Виктора и мотнул головой в безмолвной команде.

Иди за мной.

Марсела снова решила надеть золото.

С той памятной ночи на крыше «Националь» она прошла долгий путь, потеряв не только своего мужа, но и роскошный декаданс первого платья, предпочтя ему блеск шелковистого белого золота. Оно облипало тело, словно жидкий металл, поднимаясь к шее, выгибаясь между лопатками, обнимая талию.

За мою красавицу жену.

При определенном освещении молочная ткань казалась второй кожей, мягкое мерцание соприкасалось с голой плотью, превращая ее в золото.

Какой смысл иметь красивые вещи, если нельзя ими похвастать?

Марсела убрала за одно ухо черную прядь, любуясь сиянием серьги на мочке. Браслет обвивал одно запястье. Ногти были накрашены ему в тон.

Если бы красота была преступлением…

Сетка из белых золотых бус, словно полоса звезд на ее волосах.

Ты уже повесил на нее ярлык «руками не трогать»?

Ее каблуки, тонкие, как лезвия, и такие же острые.

Моя жена, специалист по бизнесу.

Единственные капли цвета – ее синие глаза и яркие, порочно-красные губы.

Ты же не хочешь устраивать сцену.

Ее рука скользнула к зеркалу.

Я всегда считал, что ты наглая сука.

Стекло посеребрилось от прикосновения Марселы, по нему поползли черные пятна, как будто оно окислилось. Эрозия распространялась, пока не поглотила золотое платье, голубые глаза и красные губы в идеальной улыбке.

Джонатан стоял у стены, возился с пистолетом, доставал и вставлял обратно обойму, как Маркус щелкал ручкой, если нервничал.

Щелк-щелк. Щелк-щелк. Щелк-щелк.

– Прекрати это, – приказала она, поворачиваясь к нему. – Как я выгляжу?

Джонатан долго и пристально смотрел на нее.

– Опасно.

Марсела улыбнулась.

– Помоги застегнуться.

Он сунул пистолет обратно в кобуру.

– Но в платье нет молнии.

Марсела указала на туфли. Он подошел, присел, и она подняла ногу ему на колено.

– Что бы сегодня ни происходило, – сказала Марсела, беря его за подбородок, – не спускай с меня глаз.

Сидни очнулась в пустой ванне.

Она лежала на боку, завернутая в большое одеяло, и