– Сколько… еще… мне… осталось? – произнес он в перерывах между вдохами.
Она не спешила с ответом. Да и вопрос был задан больше для проформы. Она приложила ухо к его груди и послушала хрипы. Измерила пульс, оценила степень его бледности.
Потом села на край постели. Она не сказала: «Тут я ничего не могу сделать», потому что это был Джо. Он уже полвека шел нога в ногу со смертью, но все время опережал ее на один шаг. Об умирании сам Джо знал больше, чем кто бы то ни было.
– Думаю… еще… несколько… месяцев, – прохрипел он. Потом сделал паузу, сосредоточившись на извлечении живительного кислорода из вязкого сырого воздуха. – Может… полгода…
– Да, примерно так.
Рита не отводила взгляда. Такова была одна из составляющих ее работы: помогать обреченным людям встретить смерть. Иногда умирающие хотели побыть наедине с собой. И зачастую им легче было общаться с медсестрой, чем со своими родными. Она смотрела прямо в глаза Джо.
– Хотелось бы… – еще один сиплый вдох, – лета получше.
– Понимаю.
– Буду скучать… по Марго. По семье. В этом мире… много чудесного… буду скучать…
– И по реке?
– Река… будет… всегда.
Он закрыл глаза. Рита следила за судорожными колебаниями тщедушной грудной клетки, прикидывая, какие снадобья приготовить завтра, чтобы облегчить страдания, при этом не ослабляя еще больше его организм. Джо задремал, и его лицо сразу оживилось под влиянием каких-то ему одному видимых картин. Пару раз он что-то бормотал; и Рите послышались слова: «Река… Молчун… история».
Чуть погодя он открыл глаза и несколько раз моргнул, возвращаясь к реальности.
– Вы поговорили с Марго? – спросила она.
Он движением бровей ответил отрицательно.
– Не лучше ли предупредить ее заранее?
Брови сказали «да».
Глаза его закрылись. Надеясь, что на сей раз он поспит подольше, Рита уже собралась тихо выйти из комнаты, но тут его веки поднялись вновь. Судя по всему, вот-вот должен был начаться приступ.
– На той стороне реки есть истории, каких никто здесь не слышал… Но я помню их очень смутно, когда возвращаюсь на эту сторону… Там есть такие истории…
– Джо очень плох, – сообщила она Марго в каморке позади бара. – Завтра я принесу микстуру, от которой ему полегчает.
– Это все из-за дождя. Он не поправится до перемены погоды.
Кто-то из клиентов позвал хозяйку, требуя еще сидра, и Рите не пришлось комментировать ее последние слова. Вернувшись, Марго сказала:
– Ты сама выглядишь измотанной. Ночь уже скоро закончится, а у тебя, могу поспорить, и крошки во рту не было после завтрака. Присядь здесь, где тебя не видно из зала, и что-нибудь съешь. Здесь тебя никто не потревожит, а потом сможешь уйти незаметно через заднюю дверь.
Поблагодарив ее, Рита положила на тарелку хлеб и сыр. Дверь каморки была приоткрыта. Из зала доносился гул разговоров, в которых неоднократно упоминались имена Вогана и Армстронга. Но она уже больше не могла об этом думать. По счастью, кто-то из гравийщиков решил сменить тему.
– Представьте, есть один умник, – сказал он, – который считает – это он так считает, говорю вам! – что все люди, вроде меня или вас, натурально произошли от мартышек!
И он, как мог, изложил суть теории Дарвина, изрядно повеселив честную компанию.
– А я слышал не менее занятную историю! – крикнул его приятель. – Якобы люди когда-то имели хвосты и плавники и жили под водой!
– Что, жили на дне реки? Сроду не слыхал такой бредятины!
В ходе последовавшего спора гравийщик утверждал, что ему это рассказали в одном трактире десятью милями вверх по реке, а оппонент настаивал, что это его собственная дурацкая выдумка.
– Быть такого не может! – заявлял второй. – Вот попроси Марго наполнить твою кружку, опусти туда рот и попробуй разговаривать…
Последние слова он произнес, изображая булькающую речь «подводного человека». Идея так понравилась остальным, что они решили проверить ее на практике и дружно забулькали, пуская пузыри в свои кружки. Это сопровождалось громким хохотом, кашлем поперхнувшихся экспериментаторов и под конец – шумным падением со стула одного из них, после чего он затрепыхался на полу, как выброшенная на берег рыба.
Рита проскользнула на кухню, отдала свою тарелку тамошней Марготке и через кухонную дверь вышла наружу. Уже близился рассвет. Времени на сон оставалось всего ничего.
Великие озера под землей
Лили наблюдала сцену на ярмарке из задних рядов толпы, но мало что могла разглядеть из-за широких плеч работяг и летних шляпок женщин, так что ей приходилось полагаться на стоявших рядом высокорослых зрителей и на людей с острым слухом, которые делились увиденным и услышанным со своими соседями. А когда бедная Лили смогла наконец пробраться через редеющую толпу к центру событий, там был только дождь, заливающий пустой пятачок земли.
С ярмарочного поля она направилась к дому священника и вбежала в его кабинет, захлебываясь словами и слезами.
– Помедленнее, миссис Уайт, – несколько раз попросил пастор, но это не действовало.
Кое-как он все же уловил суть ее рассказа, а между тем Лили окончательно выдохлась и умолкла.
– Стало быть, девочка была опознана хозяйкой дома, в котором скончалась миссис Армстронг? – Он нахмурился и покачал головой. – Если только вы ничего не напутали… Даже не представляю, как перенесет это несчастная миссис Воган. Вы уверены, что все было именно так, миссис Уайт?
– Да тут все ясно как божий день! Я самолично видела. И слышала. Ну, все равно что самолично. Вы мне вот что скажите, преподобный отец, сможет ли такой молодой человек хорошо позаботиться о такой маленькой девочке? Он же ничего не знает. Будет ли он петь ей колыбельные, если она проснется среди ночи? Есть ли у него экран перед камином? Нынче многие, знаете ли, обходятся без этого. А что стало с ее любимой куклой? Он забрал ее вместе с девочкой?
Священник, как мог, старался ее успокоить, но с душевными терзаниями такого рода не совладать никому из смертных, и Лили покинула его все в тех же расстроенных чувствах. По дороге домой ее одолевали самые мрачные мысли и воспоминания. Пока Анна оставалась у Воганов, Лили могла утешаться хотя бы тем, что девочка живет в комфорте и безопасности под опекой миссис Воган, но теперь ее лишили и этого утешения. Анна была передана молодому человеку – одинокому вдовцу, – и кто же теперь будет заботиться о девочке? Матерям все же больше доверия, хотя… Прошлое вернулось к ней воспоминаниями, особенно яркими оттого, что она
