– Ну ладно, хватит уже болтовни. Я пришел сюда, чтобы забрать своего сына. Пришло время передать его мне. Ты провел с ним двадцать три года, но отныне он будет жить со своим настоящим отцом. Правильно я говорю, Роб?

– Жить с тобой?! Ты серьезно думаешь, что я буду жить с тобой? – Робин рассмеялся. – Да ты с ума сошел.

– Хочешь не хочешь, а ты должен, мой мальчик. Семья есть семья. Мы с тобой одной крови, ты и я. С моими хитрыми замыслами и твоим смазливым личиком, с моим опытом и твоими манерами аристократа – только представь, чего мы сможем добиться! Мы ведь с тобой едва начали! Так продолжим в том же духе – и развернемся на славу! Вместе, мой сын, мы сможем творить чудеса! После стольких лет ожиданий настало наше время!

– Мне до тебя нет никакого дела! – огрызнулся Робин. – Оставь меня в покое, говорю тебе! И не смей называть меня своим сыном! А если ты расскажешь об этом хоть одной душе, я… я…

– Что ты тогда сделаешь, мой мальчик? Что?

Робин дышал тяжело и часто.

– Что мне о тебе известно, Робин? Скажи. Что такого я о тебе знаю, чего не знает никто другой?

Робин застыл.

– Если проболтаешься, я утяну тебя за собой!

Виктор медленно кивнул:

– Пусть будет так.

– Ты не станешь подставлять самого себя.

Виктор посмотрел на воду.

– Кто знает, на что способен человек, отвергнутый собственным сыном? Все дело в семье, мой мальчик. Я потерял мать так рано, что совсем ее не помню. Всему, что я знаю, меня научил отец, но его вздернули на виселице еще до того, как я стал взрослым мужчиной. У меня когда-то была сестра – по крайней мере, я называл ее сестрой, – но и она меня предала. Ты – это все, что у меня осталось, мой Робин с мягкими волосами, гладкой речью и благородными манерами… Ты – это весь мой мир, и если я не получу тебя, в чем будет смысл моей жизни? Нет, у нас с тобой одно будущее, Робин, и только от тебя зависит, каким оно станет. Или мы будем совместно обстряпывать делишки, как уже бывало не раз, или же ты от меня отвернешься, а я тебя сдам, и нас обоих скуют одной цепью, чтобы потом отправить на эшафот, отца и сына вместе – вполне естественный финал.

Робин теперь уже плакал.

– Чем он тебя удерживает? – спросил Армстронг. – Какой заговор связывает тебя с ним?

– Рассказать ему? – спросил Виктор.

– Нет!

– А я вот думаю, что рассказать стоит. Так я закрою тебе путь назад, ведь тогда ты уже не сможешь вернуться на ферму, и я останусь твоей единственной надеждой на помощь. – Он повернулся к Армстронгу. – Когда я узнал, что этот изысканный юноша частенько пьянствует в одном притоне на окраине Оксфорда, я тоже начал там бывать и понемногу свел с ним знакомство. Я посеял в его голове один замысел так ловко, что он посчитал его своим собственным. Он думал, что я следую его задумкам, хотя на самом деле это я намечал его путь. Мы с ним украли твою свинью, Армстронг, – это было наше первое совместное дело! Как же я хохотал про себя той ночью, вспоминая, как двадцать три года назад ты велел мне убираться и не подходить к тебе или твоей Бесс ближе чем на двадцать миль. И вот пожалуйста, я был у тебя во дворе и крал твою любимую свинью, а мой сын помогал мне в этом – открывал ворота и выманивал ее малиной! Потом у нас с ним был небольшой, но прибыльный бизнес. Я знал, как обставить аферу со свиньей-предсказательницей. На ярмарках мы зашибали недурные денежки, и надувательство сходило нам с рук, да только Робин был все время недоволен. Он хотел чего-то большего. Поэтому свинья и ярмарки остались в прошлом, а мы занялись вещами посерьезнее. Не так ли, Роб, сын мой?

Робин вздрогнул.

– Дочь Воганов… – пробормотал Армстронг, осененный ужасной догадкой. – Похищение…

– В самую точку! Робин пустил в ход все свое краснобайство и убедил эту дурочку расстаться с шиллингом. Твоя рыжая свинка уставилась этак задумчиво в круглые и глупые глаза девчонки, а Робин из-за шторы сладким свинячьим голоском запудрил ей мозги: отправил высматривать своего суженого в ночной реке. Я все правильно рассказываю, сын мой?

Робин закрыл лицо ладонями, но Армстронг силой развел его руки и заглянул ему в глаза:

– Это правда?

Робин весь сжался, лицо его исказила жуткая гримаса.

– Но это еще не все, не так ли, мой мальчик?

– Не слушай его! – взвыл Робин.

– Да, это было только начало. А кому принадлежала идея, Роб? Кто подкинул тебе мысль насчет девчонки Воганов и того, как все это устроить?

– Это была твоя идея!

– Да, моя, но кого ты возомнил потом ее автором?

Робин опустил голову, пряча лицо.

– Кто похвалялся своим умом и смекалкой? Кто отдавал приказы гребцам в лодке, кто написал записку с требованием выкупа, кто назначил каждому его место в засаде? Кто уже ночью обходил всех с проверкой и последними наставлениями? Как я тобою гордился! Еще сопляк, а уже так уверен в себе и своем злодейском призвании. «Парнишка весь в меня, – думал я тогда. – В его жилах течет моя кровь, его сердце насквозь порочно, как и мое, и Армстронг никак не сможет это из него вытравить. Он мой, душой и телом».

– Отдай ему деньги, – прошептал Робин на ухо Армстронгу, но недостаточно тихо. Над водной поверхностью слова разносились дальше обычного, и они были услышаны Виктором.

– Деньги? Да, мы возьмем деньги, это само собой, не так ли, сынок? Поделим их по-честному. Я отдам тебе половину, Роб, мальчик мой!

Вода поднялась уже до уровня колен, дождь пропитал их шляпы и стекал по шее за воротник, так что вскоре верхняя половина тела промокла так же, как нижняя, словно они целиком окунулись в реку.

– А теперь остальное, Роб, – продолжил Виктор. – Рассказывать – так уж все до конца!

– Не надо… – простонал Робин, но его слабый голос потонул в очередном дождевом шквале, взбаламутившем поверхность воды.

– Итак, дальше… Мы заполучили малышку, верно, Роб? Она была у нас в руках. Вытащили ее через окно, потом вниз по лестнице и – бегом через сад к реке, где нас ждала лодка.

Он повернулся к Армстронгу.

– А он у нас тот еще хитрюга! Думаешь, он сам пошел в сад? Думаешь, это он забирался в дом по лестнице? Ничего подобного! Всю самую опасную работу выполняли другие. А он ждал в лодке. Слишком ценный организатор, видите ли, чтобы рисковать им в опасных ситуациях. Башковитый парень, ничего не скажешь… – Он