– Рита, как вы себя чувствуете?
Она кое-как совладала с собой. В соседней комнате умирал старик. А здесь вот-вот должен был родиться ребенок.
– Когда это случилось? Где ее видели последний раз?
Донт сообщил ей то немногое, что знал сам.
Одна из Марготок позвала Риту, спрашивая, что им делать.
А у Риты не осталось ни кровинки в лице. К этой бледности добавилась такая гримаса ужаса, что у Донта в кои-то веки не возникло желания зафиксировать ее черты на фотоснимке.
– Я должна помочь Джо и Хелене. А вы, Донт… – Он уже сделал шаг к выходу, но теперь повернулся, чтобы услышать ее последние слова, произнесенные яростным полушепотом. – Найдите ее!
Последующие часы казались то слишком длинными, то очень короткими. Вода невозмутимо и бесстрастно покрывала все пространство вокруг трактира, а внутри его хлопотали женщины, одновременно принимая участие в двух человеческих жизнях, одна из которых подходила к концу, а другая должна была вот-вот начаться. По одну сторону стены Хелена готовилась принести в этот мир нового человека, а по другую сторону Джо готовился из этого мира уйти. Марготки позаботились обо всем, что могло понадобиться им обоим. Они приготовили теплую воду и чистые простыни, натаскали дров и развели огонь в очагах, зажгли свечи, наполнили тарелки едой, которую никто не хотел есть, однако же все ели, понимая, что подкрепиться необходимо. Сами Марготки не переставали плакать, при этом успокаивая, утешая и поддерживая других.
Рита перемещалась туда-сюда между двумя соседними комнатами и делала все, что полагается делать в таких случаях. И здесь же по коридору бродил Джонатан, не находя себе места от волнения.
– Ее уже нашли? Где она? – спрашивал он всякий раз, когда Рита появлялась из комнаты.
– Мы ничего не узнаем, пока они не вернутся, – всякий раз говорила она, открывая соседнюю дверь.
Они уже потеряли счет времени. В комнате Джо минуты тянулись, как часы, пока Рита не услышала слова Марго:
– Молчун уже на подходе. Прощай, любовь моя.
Рите вдруг вспомнились слова одного из местных доморощенных экспертов: «Ежели вглядеться мертвяку в глаза, мигом поймешь, натурально он окочурился или нет. У живых особые, зрячие глаза». И сейчас она увидела, как эта «зрячесть» покидает глаза Джо.
– Не помолишься за нас, Рита? – попросила Марго.
Рита прочла отходную молитву, и с последними ее словами Марго отпустила руку Джо. Потом сложила его руки на груди и, сидя рядом, позволила двум слезинкам скатиться из глаз – по одной из каждого.
– Не обращай на меня внимания, – сказала она Рите. – Делай свое дело.
А по другую сторону стены часы пролетали, как минуты, и наконец схватки завершились появлением на свет младенца. Он выскользнул из материнского чрева прямо в руки Рите.
– Ах! – шепотом воскликнули потрясенные Марготки. – Что это?!
Рита удивленно заморгала:
– Я о таком слышала, но своими глазами вижу впервые. Обычно эта оболочка разрывается – тогда и отходят воды. Но сейчас этого не произошло.
Хороший, здоровый с виду ребенок был заключен в подводном мире. Крепко закрыв глаза, плавно шевеля конечностями, сжимая и разжимая кулачки, он сонно плавал внутри прозрачного, наполненного жидкостью пузыря.
Рита дотронулась острием ножа до бледно-желтой оболочки, и та разом лопнула.
Хлынули воды.
Новорожденный мальчик открыл глаза и разинул рот, изумляясь воздуху и миру, в который он приплыл.
Отцы и сыновья
Копыта Флит расплескивали воду. Тускло-серая гладь расстилалась вокруг, тревожимая только их движением. Армстронг думал о мелких зверушках, всяких полевых мышах и ласках, надеясь, что им удалось найти спасение на возвышенностях. Он думал о птицах, ночных охотниках, лишившихся привычных угодий. Он думал о рыбах, которые потеряли речное русло и очутились среди травы на глубине всего нескольких дюймов, в компании Армстронга и его лошади. Он надеялся, что Флит не наступит на какую-нибудь живую тварь, заблудившуюся на местности, которая сейчас не принадлежала в полной мере ни воде, ни суше. Он надеялся, что с ними все будет хорошо.
Но вот они достигли старого дуба, росшего на берегу напротив Сивушного острова.
Сквозь шум дождя Армстронг услышал новый звук. Когда он повернул голову в ту сторону, от ствола дерева отделился темный силуэт.
– Робин!
– Почему так долго?
Армстронг спешился и разглядел в полумраке своего сына, который зябко поводил плечами и дрожал от холода в своем тонком пиджаке. Первую фразу он произнес резко, с этакой мужской бравадой, но дребезжащие нотки в голосе свели на нет весь эффект.
Армстронг на миг инстинктивно почувствовал сострадание, но ему тотчас вспомнилась кровавая полоска на шее дочери.
– Напасть на свою родную сестру, – произнес он сурово, покачивая головой. – Уму непостижимо…
– Это мамина вина, – сказал Робин. – Если бы она сделала, как я просил, этого бы не случилось.
– Ты обвиняешь свою мать?
– Я обвиняю ее во многих вещах, включая и эту.
– И ты еще смеешь перекладывать свою вину на нее? Твоя мать – лучшая женщина на свете. Чья рука приставила нож к горлу Сьюзен? Чья рука держит этот же самый нож сейчас?
Молчание. А затем:
– Ты принес деньги?
– О деньгах поговорим позже. Сначала надо обсудить другие вещи.
– У меня на это нет времени. Дай мне деньги, и я уйду. Нельзя терять ни минуты.
– Что за спешка, Робин? Кто за тобой гонится? Что ты наделал?
– Долги.
– Так возьмись за дело и заработай деньги, чтобы рассчитаться с долгами. Возвращайся на ферму и трудись вместе со своими братьями.
– Трудиться на ферме? Это ты можешь вставать в пять утра каждый день и кормить свиней в темноте и холоде. А я создан для другой жизни.
– Тебе придется заключить соглашение со своим кредитором. Я не могу выплатить всю сумму сразу. Это слишком много для меня.
– С ним джентльменских соглашений не заключишь. Это не какой-нибудь банкир, готовый пересмотреть условия. – Он издал невнятный звук: то ли усмехнулся, то ли всхлипнул. – Дай мне деньги – или отправь меня на виселицу… Тсс!
Оба навострили слух. Ничего.
– Деньги, скорее! Если я не уберусь отсюда этой ночью, то…
– И куда ты отправишься?
– Да хоть куда. Главное, подальше. Туда, где меня никто не знает.
– И оставишь столько вопросов без ответа?
– На это у меня нет времени!
– Расскажи мне правду о твоей жене, Робин. Расскажи правду об Алисе.
– Разве это сейчас имеет значение? Они мертвы! Они трупы. Их нет.
– И ни слова сожаления? Или раскаяния?
– Я рассчитывал на солидное приданое! Она говорила, что ее родители немного поворчат, а потом простят нас обоих и завалят деньгами. Вместо этого она оказалась камнем на моей шее. И теперь она мертва, а девчонку она утопила – что ж, туда обеим и дорога.
– Как у тебя язык повернулся сказать такое?
Тонкий дрожащий силуэт внезапно замер.
– Ты это слышал? – спросил Роберт, понизив голос.
– Ничего не слышу.
Его сын еще несколько мгновений прислушивался, а потом вновь повернулся к Армстронгу:
– Если он еще не здесь, то скоро будет. Дай мне деньги, и разойдемся.
– А что
