— Договорились. Вашу подпись, госпожа Медянская.
Слааф настоял на том, чтобы я подписала договор, а на мой вопрос, не рановато ли, ведь я еще не уволилась с предыдущей работы и вообще по документам еще Потапова, мне с многозначительным смешком вручили… трудовую и паспорт.
Документы я открывала, уже понимая, что там увижу. Но все равно…
— У меня один вопрос — ты хоть что-нибудь не можешь?
Слааф серьезно задумался, словно подобное никогда не приходило ему в голову, затем растерянно развел руками и с искренним смехом покачал головой.
— Не поверишь, даже представить не могу подобную ситуацию. Хотя-а-а… Точно. Я никогда не смогу тебя разлюбить. Это считается?
— Мне начать закидывать тебя комплиментами или хватит восторженного поцелуя?
— А давай все и сразу! Я не привередливый.
— И скромны-ы-ый…
— О да. Мы, гномы, такие.
Вдоволь насмеявшись и нацеловавшись, мы еще немного поговорили о том, чем мне лучше заняться, и Слааф плавно склонил меня к ремонту нашей квартиры, которым тоже стоило озадачиться. Вопрос по моей квартире был еще открыт, но ипотека уже погашена, так что можно было пока об этом не думать. А вот об облагораживании зала, детской и о втором кабинете для меня стоило задуматься уже сейчас.
— И как ты себе это представляешь? Где мы возьмем еще две комнаты?
— Все очень просто. — Мне на колени лег ордер на квартиру, а когда я его изучила, но так и не поняла, к чему это было, муж, с трудом сдерживая смех, пояснил: — Наши соседи сверху очень сильно захотели переехать, и я не стал им мешать. Так что действуйте, госпожа фрилансер, — сто квадратов дополнительной жилплощади жаждут вашего внимания.
— Ну ты и… — Я не смогла подобрать слова. Ни одного. Лишь изумленно покачала головой и поняла, что с таким мужем необходимо держать ухо востро и руку на пульсе. С него станется! — Деловая хватка у тебя тоже от отца?
— А то!
— Идеальный ты мой. — Самый идеальный гном заработал новый поцелуй, но потом я посерьезнела. — А теперь — о делах семейных. Ты обещал, что мы сможем навестить Лизу. Уже можно?
— Секундочку. — Слааф тут же нашел нужный номер, переговорил с щебечущей медсестричкой, распрощался и только после этого кивнул мне: — Да, ее уже перевели из реанимации в палату интенсивной терапии. Она преимущественно спит под капельницами, но зайти и проведать уже можно. Сейчас?
— Да.
Пускай она безголовая дурында, но это моя сестра.
К сожалению, Слааф до сих пор не мог порадовать меня информацией о реальном виновнике случившегося. Оборотни, ведьмы и орки, ведущие расследование, все как один сходились во мнении, что замешана третья сторона, но она слишком хорошо подчистила концы, чтобы так просто до нее добраться. Супруг убеждал, что дело ведут лучшие специалисты, потому что Никифоров тоже поднял все свои связи, ведь если бы мы не успели и Лиза умерла, то встал бы вопрос об адекватности Ильи, и в первую очередь пострадала бы репутация самого Никифорова.
И все бы ничего, но меня уже который день грызло нехорошее предчувствие, что неведомый враг на этом не остановится и скоро сделает новый шаг. Но в каком направлении? Этого мне мое предчувствие сообщать не спешило.
ГЛАВА 26
Престижная клиника для нелюдей располагалась в ближайшем пригороде в очень живописном месте среди огромных вековых дубов и рядом с небольшим искусственным прудом. Комплекс из нескольких зданий был огорожен высоким забором, и въезд на территорию осуществлялся по согласованию с руководством. У Слаафа уже имелся пропуск, и нас впустили сразу же, как он был предъявлен. На первом этаже нам обоим выдали бахилы и халаты, попросили отключить телефоны, и только после этого вежливая и тактичная медсестра из эльфиек (Слааф мне на ухо шепнул) проводила нас на второй этаж, где в индивидуальной палате лежала Лиза.
Лиза… Если бы мне не сказали, я бы ее не узнала. Тощая, словно ее месяцами морили голодом. Серая кожа, запавшие глаза, тусклые волосы и поверхностное дыхание. Множество трубок и куча аппаратов, контролирующих едва тлеющую жизнь.
Я смотрела на измученного энергетическим истощением ребенка, который еще несколько дней назад был активной и пышущей жизнью девушкой. Вредной, капризной, эгоистичной… но любимой и родной. А сейчас…
— Слааф, она ведь поправится, правда? — Я так и не смогла войти в палату, застыв перед наполовину стеклянной стеной.
— Да. — Муж развернул меня к себе лицом и прижал крепко-крепко. — Не расстраивайся. Угрозы жизни нет, она обязательно поправится. Здесь работают самые лучшие врачи, и мне сообщают о каждом изменении.
В этот момент слева сдавленно кашлянули, и когда мы оба повернули головы, стало ясно — сейчас кто-то чего-то лишится…
— Илья Дмитриевич, — я не удержалась от злобного шипения, но шагнуть к инкубу, который не выдержал моего злобного взгляда и отвел глаза, мне помешал крепкий захват Слаафа, — дорогой, отпусти. Мальчик отделается лишь легким испугом и несмертельными переломами, обещаю.
— Катя, нет. — Меня перехватили еще крепче и сурово прошептали в ухо: — Илья виновен в той же степени, что и Лиза. Он такая же жертва.
Где-то глубоко в душе я понимала, что супруг прав, но все равно не удержалась от возмущения несправедливостью и всхлипнула.
— Вот только почему-то именно Лиза лежит под капельницей, а не Илья!
Он был бледен, но не сер, как Лиза. Может, даже по-настоящему чувствовал себя виноватым, пряча от меня глаза. Но именно моя сестра, а не он, три дня провела в реанимации, а сейчас больше всего похожа на едва выжившую жертву маньяка. А он… может, лишь слегка взлохмачен да небрежно одет… Вот и все последствия.
— Перестань. Катя… — Меня снова развернули к себе, а младшему Никифорову достался раздраженный вопрос: — Зачем надо было здесь появляться в один момент с нами? Я же сказал, что тебе здесь не место!
— Я… — Голос всегда пошловато-веселого разгильдяя, меняющего подружек по три раза в сутки, был глух и невыразителен. — Екатерина Юрьевна, мне действительно искренне жаль, что так получилось. Отец тоже запретил мне здесь появляться, но… Я
