Шота машинально плюхнулся на табуретку и посмотрел на опера. Таким взглядом, наверное, тигр провожал свою шкуру, уходящую на плечах витязя.

— Послушай, Станислав. — неуверенно начал он.

— Да! — с преувеличенной живостью повернулся к нему Стас. — Говори, кацо! Ты друг моего друга. Волю первую твою я исполню, как свою!

По грустным глазам грузина он понял, что с чувством юмора у парня всё в порядке, и насчёт «волю первую твою.» он всё правильно понял.

— Понимаешь, Станислав.

— Понимаю, но не отпущу, — отбросив дурашливый тон, серьёзно сказал Стас. — Революции нужны деньги. Это дело тебе поручила революция. Ты себе не принадлежишь. Большевик?

— Большевик! — с вызовом глянул на него Шота.

— Значит, справишься. Нет в мире таких крепостей, которых большевики не могли бы взять.

— Кто так хорошо сказал, а?

— Наш друг Коба, — не моргнув глазом, ответил Стас. — Ну, что, чай будем пить или сразу с работой знакомиться пойдёшь?

— Знакомиться пойду, слушай, — поднялся Шота. — Ты всё правильно сказал, да!

И вышел из комнаты с таким видом, словно сию минуту шёл брать те самые крепости, о которых Сталину предстояло сказать лет через пятнадцать.

«А теперь, может, и раньше скажет», — ухмыльнулся про себя Стас.

Он был ужасно доволен собой.

«Блин, ну, как же так получилось, что в своём времени он выше рядового опера подняться не смог? Странная штука — жизнь».

Бешенный стук в двери заставил Стаса буквально подскочить на кровати. Мельком глянул на часы — семь утра! Какого хрена? Он зачитался часов до трёх ночи. Выхватив из-под подушки неразлучный парабеллум, он, как был, в трусах, подскочил к двери.

— Кто?

— Станислав, это я, Шота! Открывай скорее, совсем плохо дело, слушай!

Что там стряслось, мать их так?

— Минуту обожди, штаны надену.

Он быстро натянул брюки, сунул пистолет за пояс сзади, накинул сорочку и открыл двери.

— Станислав, понимаешь! — Шота ворвался, как ураган.

— Стоп! Что стряслось? Спокойно и по-порядку.

— Какой «спокойно», слушай! — возопил управляющий, но тут же справился с собой и доложил: — Жандармы из Архангельска приехали. Зачинщиков забастовки арестовывают.

Вот-те на! Стас замер с галстуком в руке.

— Погоди, какая забастовка? Вышли же на работу!

— Вот, и я им говорю — какая забастовка, слушай?! Люди работают, нет никакой забастовка! А они говорят — разберёмся! Рабочие шумят, пойдём скорее, сейчас там не забастовка, там революция будет!

«Вот так, — подумал опер. — Революционер против революции. Чудны дела твои, Господи».

Когда они подошли к баракам, там уже бушевал митинг. Поодаль, возле конторы, стоял строй солдат. Ружья они держали в положении «к ноге». А перед строем прохаживался жандармский поручик. Глянув в его холодные рыбьи глаза, Стас сразу почувствовал к нему неприязнь. Знал он этот тип служак. На родную мать ради лишней звёздочки донос напишет. Судя по ответному взгляду, поручик испытывал к нему те же чувства.

Он ещё раз поглядел на толпу, на солдат и в голове постепенно стало проясняться.

«Мать вашу! На Лене не вышло, так здесь месиво устроить хотят. Это тот французик постарался, не иначе. Или… или тот, кто меня австриякам „:слил“… Чёрт! Всё время меня на полшага опережают, не успеваю я до них добраться. Ну, ладно, сукины дети, я вам устрою раздачу слонов!»

Оглядевшись, он заметил стоящего неподалёку Алёху Фарта, стоящего отдельно в компании себе подобных. Они курили, равнодушно поглядывая на митингующих.

— Здорово, Лёха! Привет честной компании.

— Здорово, начальник, — отозвался тот, независимо дымя папироской.

— На два слова.

— Сейчас.

Он о чем-то пошушукался со своими и, подойдя, выжидающе уставился на Стаса.

— Короче, так, — деловито сказал опер. — Кто-то плеснул керосин со стороны. Вызвал солдат, работяг арестовали, сейчас они специально атмосферу нагнетают.

— А я тут при чём?

— Слушай дальше, не перебивай. В толпе есть провокаторы. Обязательно есть, это и к бабке не ходи. Кипешнут народ, кинут на штыки, не дай Бог. Тут твой резон тоже есть. Ты с Бароном в доле?

— Ну.

— Гну. Сейчас стрельба начнётся, будет тебе не доля, а пуля.

Урка задумался.

— А просто свалишь, будет дуля, — мгновенно просчитав ход его мысли, подытожил Стас.

— Ладно, чё хотел-то?

— Замешивайтесь в толпу, вычисляй провокаторов, тут не мне тебя учить, сам всё знаешь. Когда начнут народ будоражить, гасите их, как родных. Косите под чёрносотенцев — типа «за Веру, Царя и Отечество». Люди у тебя надёжные? В общем, если путём сделаешь, считай, я твой должник, понял?

— Чего тут неясного? — ухмыльнулся уркаган. — Лады, бывай здоров, начальник, помни, что сказал.

— Сказал — сделаю, — отрезал опер и, повернувшись, зашагал к солдатам.

Увидев приближающегося Стаса, офицер остановился и, заложив руки за спину, стоял, покачиваясь с пятки на носок.

— Здравствуйте, господин поручик. Позвольте представиться — титулярный советник Сизов, чиновник для особых поручений при министре внутренних дел. Вот мои документы. И, по совместительству, хозяин этого прииска. С кем имею честь?

— Поручик Глазов, адъютант Архангельского, Волынского жандармского управления.

Стас мимоходом отметил, что, увидев документ, поручик подобрался.

— И что? Я имею в виду — по какому поводу вы здесь находитесь?

— Простите, — несколько свысока поглядел на него Глазов. — Мною произведён арест зачинщиков бунта..

— Слушайте меня, поручик, — веско сказал Стас. — Вас подставили самым нахальным образом. И подставил, как я понимаю, ваш начальник.

Опер бил наугад. Где-то глубоко внутри подняло голову то чувство, которое большинство людей именуют интуицией, а менты — чуйкой. Судя по тому, как метнулся взгляд жандарма, сыщицкая чуйка не подвела его и на сей раз.

— Вы думаете, стрельбу устроите и повышение за это получите? Под суд пойдёте, голубчик! Трещенкова на Лене Бог уберёг, точнее, не сам, а руками господина Столыпина, а ваши дела плохи, поверьте моему слову.

— Я исполняю свой долг, — гордо вздёрнул он голову, словно его взнуздали.

— Это делает вам честь, — кивнул Стас. — Но и здравый смысл никто не отменял. Я вижу выход из создавшейся ситуации. Может быть, пройдём ко мне и переговорим? К тому же, в такой холод, стакан горячего чая с коньяком вам, определённо, не повредит.

Поручик замер в глубоком раздумье, словно петух, изучающий жемчужное зерно.

— Через три дня мне ехать с докладом к министру. Если вы поможете мне, то и у меня будет возможность хорошо отозваться о вас.

Стас врал самым нахальным образом. Но откуда это знать провинциальному жандарму? Этот довод для жандарма, как и следовало ожидать, перевесил все остальные.

— Охлопьев!

К ним подлетел средних лет унтер-офицер и взял под козырёк.

— Слушаю, ваше благородие.

— Солдатам вольно, можно греться, поста не покидать. Если что, немедленно посылай за мной.

— Есть!

И, унтер, повернувшись к солдатскому строю, продублировал команду.

Чай с коньяком плавно перетёк сначала в коньяк с чаем, а потом они сообща решили «не портить продукт». Стас, выбегая за угол очистить желудок, порадовался сделанным запасом. «Продукт» не пропал даром — накачавшись до полного изумления, жандарм всё-таки сболтнул — кто инициировал эту операцию. Правда, он тут же, осёкшись, подозрительно поглядел