Письмо доставили днем, когда Белла как раз говорила миссис Пелэм, что если два лакея пододвинут фортепиано вперед на три фута, то улучшится акустика и голос тоже зазвучит лучше. Она открыла письмо, извинилась, пробежала глазами первые строчки и удостоверилась, что дома все вроде в порядке, затем засунула его в сумочку и продолжила обсуждение.
Поднявшись к себе в комнату, Белла вынула письмо, первая страница выпала, и она прочитала:
...так что Валентин впал в страшную немилость в округе. Ведет он себя крайне дерзко, всем видом показывая, что его мало волнуют пренебрежение и оскорбления. Злые языки болтают и брызжут ядом, ему еще очень повезло, что все произошло, пока он был в Ирландии, иначе стали бы спрашивать, кому больше всего выгодна смерть Агнеты. Твоего отца допрашивал Хорри Тренеглос. Больше никто бы не посмел! Но ты наверняка догадываешься, как отвечал ему твой отец!
Естественно, Селина усугубила положение, когда ушла от Валентина.
Не оставила даже записки, забрала горничную, няньку и малыша Джорджи. В очередной раз поднялся переполох, когда узнали, что она живет в Кардью! Никто не знает, как ее приняли или сколько она там собирается прожить. Дед малыша, Джордж Уорлегган-старший давно не общается с Валентином, как тебе известно, и я не верю, что он благоволит Селине, но хотя бы пустил ее в дом. После ухода Селины Валентин часто наведывается в Нампару, говорит, что намерен и дальше жить в Плейс-хаусе в одиночестве. Кэти говорит, что когда он дома, прислуга буквально крадется из страха его потревожить.
Октябрь в Корнуолле просто чудесный, правда, омрачен всей этой неприятной историей, которая, к счастью, только вскользь коснулась Нампары. Я так рада слышать, что ты делаешь успехи в пении...
На званом вечере, как и обещалось, присутствовали лейтенант Кристофер Хавергал, достопочтенный Чарльз Уинфорд и месье Морис Валери из Парижа, в целом двенадцать человек. Все знали, что Чарльз Уинфорд — близкий друг принца-регента.
Несомненно, такое общество сулило заманчивые перспективы для профессора Фредерикса. Белла села рядом с возлюбленным. Перед выступлением она мало ела. Кристофер и того меньше. Он отказался от некоторых блюд, но выпил немало канарского. Белла вспоминала материнское пристрастие к портвейну, но Кристофер употреблял алкоголя куда больше.
Странно, думала она, многие дни он пил только лимонад или даже молоко, но время от времени налегал на канарское. Вино вроде бы мало влияло на поведение Кристофера, но Белла предпочла бы, чтобы сегодня он воздержался. Белле и в голову не приходило, что он нервничает еще сильнее, чем она.
Профессор Фредерикс выбрал для нее довольно сложную программу. У некоторых песен был очень эффектный аккомпанемент, хотя она этого не заметила. Но профессор расположил песни в таком порядке, чтобы первые были попроще.
— Высокие ноты оставим для последних пьес, — сообщил профессор. — Начнем с Керубини, перейдем к Шуберту, Мегюлю, Шпору и Гайдну. Помни о размерах помещения; не пой Мегюля в полный голос, представь, что ты на репетиции. Если волнуешься, то глубоко выдохни, как будто резко выдавливаешь тюбик с краской. Я знаю, ты все исполнишь блестяще.
И, похоже, ей это удалось. Раздались бурные овации, гостей нисколько не смущало, что они собрались в частном доме. Достопочтенный Чарльз Уинфорд отдельно поздравил ее и записал название песни композитора Франсуа ван Кампенхаута, которую Белла исполнила на бис. Он решил, что это заинтересует принца.
Сказочный вечер. Белла была на седьмом небе от счастья, не отставал от нее и профессор Фредерикс, поскольку рекомендации Уинфорда тоже много для него значили. Когда гости начали расходиться по экипажам, Кристофер на пару минут исчез. Как только представилась возможность, Белла сразу пошла за ним и обнаружила его в гостиной. Кристофер держал бокал и открыл новую бутылку канарского.
Он неуклюже поднялся со стула, поставил бокал с бутылкой и обнял Беллу.
— Моя маленькая певунья, моя птичка. Ты сегодня парила в небесах. Никогда даже в самых смелых мечтах не думал, что ты так запоешь. Уж точно не сейчас. Так рано. Так скоро. Я внимательно прислушивался к гостям и слышал только хвалебные отзывы. Такого я и не предполагал. Сегодня ты покорила вершину, мое золотце!
— Если я птичка, — в Белле вдруг проявился причудливый юмор матери, — тогда мне лучше избегать гор, правда? Надо немедленно вернуться к тетушке Саре. Гости разбрелись, а мы бросили ее одну.
Кристофер звякнул горлышком бутылки о бокал, пока наполнял его, а потом залпом осушил.
— Оставь это, — в Белле боролись противоречивые чувства. — Напьешься, когда придешь домой, Кристофер. Раньше не надо.
— Давай выпьем вместе. Тут есть второй бокал.
Она помотала головой.
— Мне и так хорошо.
Кристофер уставился на нее неопределенным взглядом.
— Выпью за тебя. От радости.
— Да-да. Вечер прошел прекрасно... О, профессор Фредерикс, думала, вы уже ушли! Рада, что нет. У меня получилось вас отблагодарить? Вы постоянно меня поддерживали. И многому научили.
— Я тоже кое-чему научился сегодня, — ответил профессор Фредерикс, пытаясь поправить шейный платок. — Ухожу домой счастливым.
Белла оперлась о руку профессора, и они направились к дверям гостиной. Она оглянулась и увидела, как Кристофер залпом опрокидывает очередной бокал.
Глава четвертая
Расследование смерти Агнеты Тренеглос провели на постоялом дворе «Герб пройдохи» Неда и Эммы Хартнелл, недалеко от церкви Сола. Комната наверху иногда использовалась для собраний. Только у знати были такие просторные комнаты. И даже здесь не хватило места для зрителей, набившихся наряду с присяжными и свидетелями, пришло бы еще больше людей, если бы они сюда поместились.
Дознание проводил коронер мистер Джеймс Карлион, приехавший из Труро. Двенадцать присяжных, выбранных из числа самых ответственных жителей округи, сидели на двух скамейках за перегородкой. Заки Мартин, чья астма, к счастью, поутихла, возглавил суд присяжных. Стул за столом на другой стороне комнаты стал свидетельской трибуной для дачи показаний. С десяток зрителей толпились в дверях.
Первый свидетель, мистер Джон Тренеглос, отец покойной, произносил свое
