Искренне ваш,
Чарльз Кембл.
— Чарльз Кембл? — спросила Белла.
— Это младший брат. Он взял на себя руководство театром «Ковент-Гарден» пару лет назад.
— Думаешь, он приходил на наш спектакль?
— Могу поспорить на последнюю гинею, что так оно и есть! У него слишком большой опыт, чтобы полагаться на прессу.
— Я слышала о Джоне Джулиусе Буте, но его не знаю. Он...
— Они оба — самые главные в театральном деле, только Кин их превосходит. Для тебя наступает время испытания. Это начало. Твое первое путешествие.
— Которое окончится кораблекрушением?
— Глядя на тебя в этой постановке, я отвечу, что такое невозможно.
Когда Белла наносила на подбородок каплю темной пудры, на ее щеках проступили ямочки.
— Непотопляемая, — с юмором добавил Кристофер.
— Ох, кстати, — вспомнила Белла, — мама сегодня хотела посмотреть спектакль из-за кулис. Я спросила у мистера Макардла, и он согласился.
— А ты?
— Я? Ну разумеется. Когда я... выхожу на сцену, то забываю, кто и откуда на меня смотрит. Но я подумала... за кулисами будет толпа. Ты не постоишь с ней на случай, вдруг ей понадобится помощь?
— С огромным удовольствием. Но вряд ли ей она понадобится.
— Ну, может, ей...
— Твоя мать все еще красивая женщина. Не знаю, замечала ли ты.
— Разумеется, замечала. Она...
— Даму, которая выглядит настолько привлекательно, как твоя мать, вряд ли кто-то не заметит или придавит. Иногда я думаю...
— О чем?
— Что в тебе смешались лучшие качества обоих родителей. У тебя материнская энергия и отцовская выдержка. Внешне ты больше похожа на отца, чем на свою красивую мать. Но в тебе полно его решимости и силы. Когда ты стоишь на сцене, то привлекаешь внимание, как... как магнит. И я навсегда полюбил тебя с самой первой встречи в британском посольстве в Париже в 1815 году. Помнишь?
Белла перевела на него взгляд. Когда они оставались наедине, разговор часто становился беззаботным и задорным. Но она знала, когда Кристофер говорит серьезно.
— Как такое забыть. Ты тогда еще показывал мне будуар Жозефины.
— Да, — согласился Кристофер. — Помню. Тогда ты была простодушным ребенком. А сейчас...
— Что сейчас?
— Сейчас ты одета по-мужски и ведешь себя как мужчина. Однако для меня этот наряд, камзол, штаны, укороченные волосы, мужская рубашка, низкий каблук и сознательно заниженный голос... Лично мне кажется, что твой облик стал как раз-таки до неприличия женственным. Ты ведь меня не отвергнешь?
— Не отвергну?
Он редко приоткрывал зубы при улыбке, поэтому сейчас она была почти волчьей.
— Белла, ты меня околдовала. Я бы пошел ради тебя на убийство!
— Убил бы меня?
— Нет! Чтобы тебя заполучить!
Ее взгляд не дрогнул.
— Кристофер, милый. Тебе и не придется.
Демельзе пришлась по душе мысль посмотреть хотя бы один акт из-за кулис. Возражать никто не стал, поэтому она решила пересмотреть сцену на балу из начала пьесы. Демельза считала, что ее мучает обычное веселое любопытство. Хотелось подглядеть, как трудятся рабочие сцены, как у них получается преобразовывать сцену за несколько минут, как актеры собираются и находят точное место, когда вновь поднимется занавес. Особенно интересно разобраться в насыщенной сцене на балу. Но когда дошло до дела, все ее внимание переключилось на дочь.
Ведь в конце концов, у нее главная роль. Как так получилось, что Белла, которую она кормила грудью в младенчестве, поддерживала в раннем детстве, ухаживала за ней, когда она изредка хворала и серьезно заболела летом этого года — как так получилось, что она играет одну из величайших ролей в пьесе Шекспира в Лондоне перед полным залом зрителей, которые теперь рукоплещут ей в конце каждой сцены? Когда умерли Джулия и Джереми, у Демельзы словно вырвали кусок сердца, а теперь душу ее переполняли тепло, жар, дурман, очарование, что другое ее дитя всячески возносят и приветствуют, чуть ли не чествуют в этой причудливой постановке.
Демельза стояла среди толпы за кулисами, и тут из гримерной вышла Белла, лучисто улыбнулась матери и поцеловала ее; дождалась своего выхода и, изменив выражение лица, уверенно вышла на сцену. Демельза неотрывно смотрела всю сцену — как разворачивается действие и нарастает напряжение, как ситуация усложняется и разрешается. Десять минут магии, и Белла сорвала аплодисменты, ушла за кулисы, снова вышла на сцену, а затем вернулась и взяла мать за руку. Демельза ощущала, что девочка напряжена до предела, нервы натянуты — та тяжело дышала, словно после длительной пробежки, все ее тело пылало.
С очаровательной скромностью Белла выслушивала тихие поздравления, ненадолго опустила голову на материнское плечо, а когда костюмер накинул на нее теплую шаль, ушла обратно в гримерную, чтобы подготовиться к следующей сцене.
В антракте Демельза вернулась в ложу, и Росс заметил:
— Выглядишь так, словно у тебя было видение.
— Так и есть. — Демельза устроилась в кресле, держа впечатления при себе, словно из страха, что их украдут.
Занавес поднялся, и в ложе воцарилась тишина. Когда он снова опустился, Росс спросил:
— Видела, кто сидит в ложе напротив?
Она посмотрела в указанном направлении.
— Боже правый! Там Клоуэнс и Эдвард! Боже! Их там не было, когда я уходила!
— Они опоздали. Послали записку. У экипажа сломалось колесо. Им хотелось сделать сюрприз.
— Ох, как чудесно!
Демельза поймала взгляд Клоуэнс и помахала. Те помахали в ответ.
— Миссис Пелэм, — сказала Демельза. — Не знаю, как вас благодарить за все, что вы сделали для Беллы.
— Милая, мне только в радость.
— До чего же приятно это слышать. Но даже
