– Сильную песнь мы сможем спеть лишь вместе.

Из глаз Сигне полились слезы, голос дрогнул.

– Когда он поймет, каким великим даром ты наделена, то захочет на тебе жениться, а я останусь ни с чем.

Улла прижала подругу к груди, жалея, что не может вытрясти из ее головы эти глупые мысли. Ни одна из них не годится в принцессы, сколь бы ни сильна была магия их песен.

– Я никогда не предам тебя. И я не желаю выходить за него замуж.

Сигне горько рассмеялась в темноте.

– Он принц, Улла, и всегда получает то, чего хочет.

Тонкие пальчики Сигне словно запустили стрелки невидимых часов: на следующий же день Роффе подошел к Улле. Их разговор произошел вечером, на террасе с видом на сады, после неспешного раннего ужина, на который подали рулет из птицы с каштанами под апельсиновым соусом. Кувшины с охлажденным мараскином уже опустели, слуги убирали со стола, а люди и сильдройры дремали в беседках, густо увитых зеленью, либо резвились в лабиринте из живой изгороди.

Улла стояла на краю террасы, смотрела вдаль и слушала жужжание пчел. В ее сознании уже выстраивалась мелодия песни, которая превратит часть подводного сада, возведенного ею и Сигне для королевской семьи, в похожий лабиринт с бассейном в центре. Разумеется, это будет лишь обман зрения, копия земных фонтанов, но все же, если встроить в мелодию сильный образ, то в бассейне заплещется рыбка.

– Я хочу преподнести отцу что-нибудь наподобие тигра, которого подарил Рундстром, – заявил Роффе, облокотившись на перила рядом с Уллой. – Например, коня. Или огромную ящерицу, если такая найдется.

Подаренный королю тигр вошел в историю, однако повторить чудо было непросто. Сухопутного зверя требовалось заколдовать так, чтобы он дышал под водой, выдерживал холод и подчинялся хозяину. Тигр Рундстрома прожил в море чуть меньше года – достаточный срок для того, чтобы на трон взошел средний сын короля.

– Тебе нужно что-то более впечатляющее, – промурлыкала Улла, нежа под солнцем обнаженные плечи, – иначе твой подарок будет выглядеть жалким подражанием.

– Калле и Эдвин уже сделали свой выбор – во всяком случае, так они говорят. А я все еще сомневаюсь. Подарить эликсир силы? Птицу, поющую под водой?

Улла насмешливо фыркнула – эту манеру она переняла у людей.

– Да какая разница? Зачем тебе вообще быть королем?

– Уж кто-кто, а ты должна бы меня понимать.

Неугомонная Улла. Возможно, она его и понимала. Песнь соединила двух одиноких девушек узами дружбы. Внимание принца позволило выделиться. Что даст этому принцу корона?

– Ты хочешь все оставшиеся дни проводить на заседаниях совета? А ночи – в нескончаемых ритуалах? – Улла слегка толкнула Роффе плечом. – Да ты раньше полудня не просыпаешься.

– Для государственных дел есть советники.

– Король не может во всем полагаться на советников.

– Король ни перед кем не склоняет головы, – промолвил Роффе, устремив взгляд на что-то, чего Улла не видела. – Король сам выбирает свой путь. Свою жену.

Улла неловко переступила с ноги на ногу. На мгновение ей захотелось стать невесомой, нырнуть в соленые объятья моря. Неужели принц собирается сделать ей то самое предложение, которого страшилась Сигне?

– Роффе… – начала она.

Словно уловив ее смущение, он продолжил:

– Король сам подбирает свиту. Назначает придворных певцов.

Как все просто у принцев! С какой легкостью они говорят о том, чего не вправе решать. И все же, когда Роффе склонил к ней голову, точно собираясь прошептать на ухо нежные слова, в душе Уллы невольно всколыхнулось заветное желание.

– О, я мог бы возвысить тебя, Улла. Больше никто не посмел бы говорить дурное о твоем происхождении или непутевой матери.

Улла вздрогнула, как от пощечины. Знать, о чем думают окружающие, – это одно, а услышать – совсем другое.

– Сплетни никогда не прекратятся.

Роффе слабо улыбнулся.

– Зато станут гораздо тише.

Что даст принцу корона? Что даст король девушке вроде нее?

Снизу, из садового лабиринта, донесся смех Сигне. Обнаружить ее не составляло труда: рыжие волосы пылали, словно огонь в печи, боевым флагом развевались за ее спиной. Юноша, один из смертных, гнался за ней по дорожкам лабиринта. Сигне позволила ему поймать себя и развернуть лицом.

– Ты хочешь поразить воображение отца и взойти на трон?

– Сама знаешь, что да.

Сигне запрокинула голову и широко развела руки. Кудри обрамляли ее лицо, словно живое пламя.

Улла кивнула.

– Тогда принеси ему огонь.

Улла пожалела о своих словах, едва они сорвались с губ, однако с той самой минуты принц не мог думать ни о чем другом. Роффе перестал волочиться за земными красавицами и все свое время проводил в Башне прорицателей, забывая про еду и питье.

– Он доведет себя до безумия, – сказала Сигне однажды ночью, когда девушки ежились от холода в постели.

– Вряд ли у него хватит на это целеустремленности, – возразила Улла.

– Не будь злюкой, – пожурила Сигне.

– Я вовсе не злюка, – сказала Улла и решила, что не солгала.

– Может быть, в подарок королю подойдет зеркало?

Улла рассказывала подруге о необыкновенном зеркале и комнате, полной странных предметов.

– Это его развлечет. – «Ненадолго», – добавила она про себя.

– Роффе день и ночь думает об огне. И зачем только ты навела его на эту мысль!

«Потому что он заставил меня мечтать о недостижимом», – подумала Улла, а вслух произнесла:

– Он спросил – я ответила. Сам должен понимать, что это невозможно. – Да, чтобы на время сделать сухопутное существо пригодным к жизни под водой, нужна сильная магия, однако она по сути не отличается от чар, позволяющих сильдройрам ходить по земле. А вот взяться за стихию, заставить огонь гореть там, где для него нет топлива… Для этого требуется магия гораздо мощнее, нежели песнь, которая сотворила чертог-наутилус. На такое никто не способен. – Роффе должен изменить решение.

– Я так ему и сказала, – волновалась Сигне. – Но он и слушать не хочет. – Она осторожно потянула Уллу за рукав. – Может, королевский прорицатель его отговорит? Или ученик прорицателя. Ты ему понравилась, я сама видела.

Улла поежилась. С той встречи в башне ученик прорицателя оставил ее в покое. Казалось, он был занят своими делами и, тем не менее, постоянно попадался Улле на глаза – сидел ли молча подле своего учителя, перемещался ли по замку, черная клякса его одеяний неизменно скользила из тени в тень.

– Поговори с ним, – настаивала Сигне. – Прошу. – Она стиснула пальцы Уллы. – Ради меня. Неужели трудно просто поговорить? Что в этом плохого?

Улла подозревала, что плохого очень даже много.

– Посмотрим.

– Улла…

– Посмотрим, – повторила Улла и отвернулась. Она больше не хотела глядеть на Сигне.

Тем не менее, когда подруга запела колыбельную, тихую и нежную, Улла не могла не присоединить к ней свой голос. Песня мягко лилась, окутывая их теплым мерцанием, поднимаясь и опускаясь плавными волнами.

Кто первым заснул, Улла не помнила, помнила только свой сон. Она стояла в центре садового лабиринта, в огненной мантии, парализованная страхом, не в силах пошевелиться. Открыла рот, чтобы закричать, но не произнесла ни звука. На краю террасы, с раскинутыми, словно для полета, руками стояла Сигне, и рыжее пламя ее волос было скрыто под белой свадебной фатой.

Дни неумолимо шли. Одержимость Роффе росла. Во взгляде Сигне все сильнее сквозил упрек. Улла понимала, что от разговора с учеником прорицателя ее удерживает лишь страх. Она правильно истолковала намек принца: если огонь вспыхнет под водой и сделает Роффе королем, то он, в свою очередь, назначит Уллу придворной певицей. Ей следует хотя