1.

Снаряд просвистел над головой и разорвался где-то за крышами домов, никому не причинив вреда. Тёплая осень 2015-го будоражила Анатолия и не давала сидеть дома в четырёх стенах. Горняцкая Горловка – угольный центр Донбасса – без малого два года находилась в осадном положении. Поначалу оккупанты били по мирным кварталам из пушек и «градов», окружив эту неприступную для них цитадель с трёх сторон. И лишь на юге тоненькая полоска шоссе соединяла город с таким же осаждённым, умытым кровью Донецком. Несколько раз неприятель ставил на этой дороге жизни свои блокпосты, перекрывая снабжение. Но снова и снова, неся потери, ополченцы сметали «укропов», и шла помощь к защитникам несокрушимой твердыни.

Первая военная зима была суровой. В бессильной ярости нацисты на захваченной территории грабили беззащитных пенсионеров, которым некуда было бежать от своих домов. Несчастные жили и умирали в сырых подвалах – от бомбёжек, голода и холода. А в это время широким мутным потоком текли на запад «посылки с фронта» – оргтехника, телевизоры, чайники, пылесосы. Грабители тащили всё, вплоть до детских игрушек и постельного белья.

Многотысячные потери под Иловайском и на Саур-Могиле лишь подстегнули изуверов к неимоверной жестокости, убийствам и изнасилованиям. Подобно немецко-фашистским захватчикам, изверги из Правого сектора ненавидели всё русское, называя эту древнюю, обильно политую кровью великороссов землю даунбассом, а её жителей – ублюдками и недочеловеками. Каждому бандеровцу в случае победы была здесь обещана «копанка» с углем и рабы-шахтёры в придачу. Ради этого нацисты были готовы на всё.

Новые хозяева жизни, пришедшие с запада, разговаривали с сильным польско-немецким акцентом и не могли понять, почему после десятилетий мягкой украинизации и жёсткой назойливой агитации жители Донбасса так и не забыли свой родной русский язык? Даже несмотря на то, что любое заявление, любую бумагу им приходилось писать на «мове», а дети их учились исключительно в украинских школах и вузах.

2.

Анатолий вышел из дома затемно – благо, в ноябре светает поздно. Дочь Оксана с семьёй жила за линией фронта – в Дзержинске. Там, откуда регулярно била по северо-западным окраинам Горловки смертоносная артиллерия «укров». Её мужа забрали в армию больше года назад во время одной из многочисленных мобилизаций. Пару месяцев спустя он звонил домой, сказал, что убежит, не будет воевать против своих. И пропал – будто в воду канул. Долго несчастная женщина обивала пороги украинских контор и военкоматов. Плакала, просила, требовала. Но кому она была нужна со своим безысходным бабьим горем?..

Полтора километра до родной шахты Толя прошёл быстрым шагом, но запыхался. Было ему шестьдесят с лишним – годы брали своё. Ведь даже в советские времена забойщики, выходя на пенсию в пятьдесят лет, долго не жили. Силикоз – болезнь лёгких – у них можно было диагностировать по несмываемым тёмно-синим окантовкам вокруг глаз. Угольная пыль, навсегда въевшаяся под веки, образовывала там своего рода татуировку. Такая же чернота была и в лёгких. Надо было беречься, но куда там! Пили, курили, и через пару лет относили молодых пенсионеров вперёд ногами на лысый бугор. Даже тех, кто всю жизнь берёгся – не снимал респиратор в шахте, как это делали многие.

Анатолий всё это знал с детства. А потому, отбарабанив пять лет забойщиком, заработав на жизнь, женился и ушёл бойцом в отряд горноспасателей. Работа, конечно, не очень пыльная – силикоз не получишь, но аварии под землёй случались с ужасающей регулярностью.

Услышав тревожный вой сирены, спасатели в пожарном порядке мчались к своим машинам и уже там, на ходу, переодевшись, готовили необходимые инструменты и приспособления. Лезли в самое пекло, спешили. Рискуя жизнью, освобождали из-под завалов попавших в беду шахтёров. Но очень часто после длительного упорного труда находили они под толщей земли лишь бездыханные мёртвые тела.

И тогда, спустя несколько дней – отмытые от грязи и копоти, облачённые в кроваво-красные деревянные костюмы, лежали погибшие горняки под тяжёлыми кистями бардовых знамён в фойе городского Дома Культуры, служа безмолвным укором тем, кто послал их на смерть, не обеспечив должного уровня техники безопасности. А молодые вдовы в чёрных платках с пустыми, невыплаканными ещё глазами стояли рядом, пытаясь утихомирить неразумных детей своих сгинувших под землёй мужчин. Ненадёжна и изменчива судьба шахтёра!

Анатолий не боялся смерти. Всю жизнь он ходил под ней, и до сих пор эта малосимпатичная женщина с косой относилась к нему более-менее благосклонно. Вот и теперь он надеялся, что перейдёт линию фронта как обычно, без приключений. Тем более что Донбасс – это сильно пересечённая местность, изрытая глубокими оврагами-балками, изобилующая древними курганами и рукотворными терриконами – огромными пирамидами, с вершин которых десятилетиями сбрасывалась из вагонеток ненужная пустая порода.

Зелёным пацаном, рискуя попасть под катившиеся сверху камни, ходил Толя с друзьями к подножию терриконов. Собирали дымящуюся с резким запахом серу, смешивали её с селитрой из списанных противогазов, а затем, озорничая, подбрасывали эту взрывоопасную смесь под колёса редких тогда ещё автомобилей. Испуганный водитель, матерясь, выскакивал из кабины, а они, хулиганьё, со смехом разбегались в разные стороны.

Чуть позже рукотворные пирамиды стали похожи на усечённые конусы. Дело в том, что заброшенные горные выработки проседали под городскими кварталами. И чтобы не рушились дома, ещё в советские времена породу с вершин терриконов стали заталкивать обратно, под землю. Затем пришла «незалежность», и денег на это не стало. Да разве только на это?..

Анатолий бросил взгляд на небольшую возвышенность, где угадывался в предрассветных сумерках разбитый остов ободранного, с пустыми глазницами окон бывшего ртутного комбината, и стало ему грустно. Предприятие закрыли лет десять назад. Хоть и вредное было производство, но кормило много семей. Теперь уже не восстановишь. Вот и везде так…

3.

Подойдя к шахте, наш путник зашёл на блокпост у дороги, где, выставив дозорных, у тёплой электропечи боролись со сном несколько ополченцев.

– Всё нормально, дед, – успокоил мужчину старший. – Дуй дальше. У «укров» активности не наблюдается. Если что – звони по мобильнику. Номер у тебя есть. Счастливо обернуться!

И Анатолий, взвалив на плечи небольшой свой рюкзачок, двинулся вперёд, навстречу неизвестности. Хотя, какая, к чертям, неизвестность? За месяцы и годы противостояния противники умудрились узнать друг о друге всё или почти всё. Неопределённость наступала лишь в случае ротации. На смену действующим частям запросто могли пригнать в украинский Дзержинск, недавно переименованный в Торецк, карательный батальон или, не дай Бог, вояк Правого сектора. Этим отморозкам было всё по барабану. Могли и убить, и ограбить, и изнасиловать кого угодно.

Поначалу все, даже солдаты-срочники беспредельничали. Но