— Друзья мои, мы подвергаемся громадной опасности, так как каждую минуту льдина может расколоться, а мы лишены возможности покинуть ее.

— Это самая большая опасность? — спросил Каскабель.

— В настоящее время — да! — отвечал Сергей Васильевич. — Как только наступит мороз, опасность эта уменьшится и даже совсем исчезнет. Совершенно невозможно, чтобы в это время года и в этих широтах мороз не наступил через несколько дней.

— Вы правы, месье Серж, — сказал Жан. — Ну а если льдина устоит?.. Куда она направится?

— По моему мнению, не особенно далеко. Она не замедлит пристать к какому-нибудь ледяному полю. Как только море опять замерзнет, мы постараемся добраться до материка и будем продолжать намеченный нами маршрут.

— А чем заменим мы наших потонувших лошадей? — спросил Каскабель. — Ах, мои бедные лошадки! Мои бедные животные! Эти верные слуги были членами моей семьи. Знать, что я виновен в их гибели… Это ужасно!

Каскабель никак не мог утешиться. Отчаяние его было безгранично. Он уверял, что по его вине произошла вся эта катастрофа. Ну видел ли кто когда-нибудь, чтобы лошади шли по морю?.. Он горевал больше о лошадях, чем о том, что с ними самими будет без этих лошадей.

— Действительно, в тех ужасных обстоятельствах, в которых мы очутились благодаря буре, — сказал Сергей Васильевич, — потеря лошадей — непоправимое несчастье. Еще мы, мужчины, можем перенести и лишения и усталость. Но Корнелия Каскабель, Кайета и Наполеона, обе почти дети, что будут они делать, когда мы покинем «Красотку»?

— Покинем? — вскричал Каскабель.

— Да, нам придется покинуть ее, — подтвердил Жан.

— Да! — сказал Каскабель, угрожая себе собственными кулаками. — Так мне и надо! Это мне наказание за то, что я предпринял это путешествие!.. Ехать этой дорогой в Европу!..

— Не падайте духом, друг мой, — обратился к нему Сергей Васильевич. — Взглянем смело в лицо опасности. Это единственное средство преодолеть ее.

— Ну, отец, — прибавил Жан, — что сделано, того уже не вернешь. Не обвиняй себя в неосторожности и постарайся вернуть себе прежнюю энергию.

Но никакие увещевания не действовали на Каскабеля: его вера в себя получила страшный удар.

Тем временем Сергей Васильевич при помощи компаса старался точно установить направление течения. Этим наблюдениям он посвятил те несколько светлых часов, которые принес день.

Работа была нелегкая, так как невозможно было найти исходную точку. Впрочем, по ту сторону пролива море на большом протяжении казалось чистым от льда. При такой ненормальной температуре арктическое море не может совсем замерзнуть. Только в проливе, где встречаются два течения, вода замерзает, и образуется ледяное поле между двумя материками.

Результатом тщательного наблюдения явилось убеждение, что льдина подвигается к северо-западу. Это происходило, вероятно, оттого, что течение заворачивало в этом месте к сибирскому берегу, возле параллели полярного круга.

В то же время Сергей Васильевич окончательно убедился в том, что продолжавший свирепствовать ветер дул с юго-востока.

Убедившись во всем этом, Сергей Васильевич подошел к Цезарю Каскабелю и сообщил ему, что обстоятельства улучшаются, чем немного успокоил главу семьи.

— Да, — ответил тот, — хорошо уже и то, что мы идем по тому направлению, куда нам именно и нужно. Но какой крюк нам пришлось бы сделать!.. Ах, какой крюк!

Путники начали устраиваться по возможности удобнее на своем плывущем островке. Прежде всего решили, что помещаться они будут по-прежнему в повозке, так как там они были все-таки защищены от ветра.

Корнелия, Кайета и Наполеона пошли в свое отделение и занялись стряпней, о которой вот уже сутки никто не думал. Обед скоро был готов, и если не слышно было обычного смеха и веселых разговоров, то по крайней мере все подкрепили свои силы. Ведь с момента отъезда с островка Диомида все страшно измучились.

Так прошел день. Буря продолжала свирепствовать с ужасающей силой. Появились чайки и буревестники, вполне оправдывающие свое название.

Следующие дни: 28-е, 29-е, 30-е и 31 октября не принесли с собой никакой перемены. Восточный ветер бушевал по-прежнему.

Сергей Васильевич тщательно исследовал форму и величину льдины. Она была вроде неправильной трапеции, длиною от ста до ста тридцати метров и шириною около тридцати. В середине эта трапеция немного возвышалась. На поверхности не было заметно ни одной трещины, хотя иногда были слышны глухие потрескивания. По-видимому, льдина была очень прочна, по крайней мере до сих пор не заметно было, чтобы она пострадала от толчков.

С большими усилиями оттащили «Красотку» на середину. Там укрепили ее при помощи кольев, и теперь можно было быть уверенным, что ветер не опрокинет ее.

Больше всего пугали толчки при встрече льдины с громадными айсбергами, которые передвигались с различной скоростью и то плыли по течению, то кружились на одном месте. Некоторые поднимались над водой на высоту до семи метров. Казалось иногда, что вот-вот такая глыба налетит на плавучий островок и разобьет его или опрокинет. Некоторые толчки были так сильны, что если бы не были приняты меры предосторожности, то ничего не осталось бы в повозке; все было бы поломано и разбито. Все были в постоянном страхе, что льдина неожиданно расколется. Как только вблизи показывалась глыба льда, так сейчас же все путешественники собирались возле «Красотки» и, прижавшись друг к другу, ожидали толчка. Жан старался быть возле Кайеты. Самым ужасным несчастьем было бы, если бы льдина, расколовшись на несколько частей, разделила бы и без того исстрадавшихся путешественников.

Да, на середине льдины было все же надежнее, чем на краях.

Ночью Сергей Васильевич, Каскабель, Жан и Гвоздик дежурили поочередно. Ночи были очень темные, и только низко над горизонтом тускло светила луна, блеск которой, едва-едва пробиваясь сквозь туман, давал возможность рассмотреть приближение айсберга. Тогда, по крику дежурного, все моментально вскакивали и выбегали наружу.

Иногда направление айсберга менялось, и он проходил рядом с льдиной, а иногда толчок был так силен, что веревки лопались, и колья вылетали вон. Казалось, что все сейчас будет исковеркано; затем вновь все исправляли, довольные, что сами остались целы и невредимы.

Температура продолжала оставаться ненормальной. Море, несмотря на ноябрь, не замерзало. Это было необыкновенное явление для таких низких широт. Если бы еще попался какой-нибудь запоздавший китолов, можно было бы выстрелами привлечь его внимание. Забрав с собою потерпевших крушение, судно могло бы доставить их в один из портов Америки: в Викторию, Сан-Франциско, Сан-Диего или же на сибирский берег, в Петропавловск или Охотск… Но ни одного судна не было видно — только плывущие айсберги, только пустынное море, заканчивающееся на далеком горизонте вечными льдами.

Большим счастьем было то, что, в предвидении длинного путешествия по азиатским степям, где трудно что-либо достать, были сделаны большие запасы провизии: было много консервов, муки, рису, жиров и т. п. О корме лошадям теперь уже нечего было заботиться. Да и правду сказать, если бы Вермут и Гладиатор и уцелели при этой катастрофе, то чем бы их можно было здесь кормить?

2-го, 3-го, 4-го, 5-го и 6 ноября не случилось ничего нового, только ветер начал как будто немного стихать. Дневной свет продолжался всего два часа. Это ухудшало положение. Несмотря на беспрерывные наблюдения, Сергею Васильевичу было очень трудно проверять направление льдины, и ввиду невозможности отметить на карте ее движение он не знал, где они теперь находятся.

Однако 7-го числа заметили какую-то неподвижную точку.

В этот день, около одиннадцати часов утра, когда бледный свет стал пробиваться сквозь туман, Сергей Васильевич, Жан и Кайета вышли на край льдины. В числе балаганного имущества находилась довольно порядочная зрительная труба, в которую Гвоздик показывал зевакам экватор, изображаемый ниткою, натянутой на объектив, и жителей луны, которых представляла пара насекомых, засунутых в трубу. Тщательно вычистив эту трубу, Жан захватил ее с собою и, приставив к глазам, старался рассмотреть, не