Клара взяла меня за руку своей теплой худой рукой и сказала:
— В счастье и горе мы бы хотели быть рядом с тобой, стать тебе родными. Наш папа говорил, что семья — это не только тот, кто держит за руку, а кто в трудную минуту ее не выпустит. Наша рука всегда будет тебя крепко держать, Фира.
Я вспомнила свою, оставленную в другом мире семью, и сердце сжалось от тоски. Почему они отпустили мою руку? Прикусив щеку изнутри, не разрешила себе плакать, а встряхнула головой и спросила:
— А где отец? Если завтра бал, то сегодня я бы прошлась и посмотрела семейный магазин.
Меня всегда успокаивало дело.
Глава 5
Магазин — отличный, но красавчик — не продается
В магазин мы зашли, воодушевленно обсуждая возможные области применения мэпита, изобретения Грэга, собирающего пыль.
— Оу!.. — Я завороженно остановилась, разглядывая компактный, но потрясающе антуражный магазинчик.
На стенах висели часы, много и разные. Безмолвно вылетали кукушки, крутились стрелки. Эти часы показывали какое-то странное, сумасшедшее время. Чего стоил экземпляр, как будто стекающий циферблатом на шкаф. Еще минут пять, и уползет.
В витринах вдоль стен, за толстыми стеклами, жили своей жизнью настоящие магические артефакты. Крутились птички, сияли амулеты, качались пружинки.
Под тихую, еле слышную музыку по залу ходили покупатели. Рассматривали товар, читали небольшие аннотирующие карточки под ценниками, торговались.
По сверкающему, натертому паркету скользили продавцы. В больших тряпочных тапках. Видимо, чтобы не создавать дополнительных звуков.
У небольшого прилавка, холодно оглядывая витрину, стоял крупный худощавый мужчина. Даже его спина выражала отчетливое неодобрение происходящего. А рядом с ним прыгал мальчик лет пяти.
— Хочу-у-у, — канючил он. — Мне надо-о-о…
Мимо меня неожиданно пролетел бумажный самолетик. Так вот что тетушки упоминали, называя летуном! Он с явным интересом облетел меня, подергивая носом, как живой. Я зачарованно протянула к самолетику руку и решила влить в него немного магии. Пусть летит быстрее, задорнее. Он такой милый.
Крошечная молния сорвалась с моих пальцев, прыгнула к летуну. Тот дернулся. Я засмеялась, и одновременно произошло сразу несколько событий.
Мальчик сел на пол и застучал ногами.
— Хочу-у-у-у сейча-а-ас!
Самолетик запищал и затрясся, как в пляске святого Витта. А из моих пальцев продолжали бить крошечные молнии — уже просто в стороны.
И начался бедлам. Часы на стенах вдруг обрели голоса, срываясь со звона на крик. Заорали кукушки, застрекотали непонятные механизмы. В витринах забились, прыгая и ударяясь о стенки, артефакты.
Мальчик на полу вдруг замер, ойкнул, выгнулся. И на моих глазах, на секунду затуманившись, превратился в волчонка. Ошметки порванной одежды висели на нем клочьями. Я ахнула.
А мужчина резко дернулся, развернулся. И я узнала, несмотря на разъяренное, искаженное лицо, случайного прохожего, с которым столкнулась на вокзале.
Внезапно все стихло, как отрезало. В полной тишине внутри одной из витрин с жалобным звоном упал один из прыгающих артефактов.
— Импульсная магия, — завороженно произнес один из приказчиков.
— Быстро, но сильно, — сказал мистер Бизо.
— Ты кто такая?! — зарычал незнакомец с вокзала.
Я второй раз в жизни «запускала» магию. Первый — когда моя магия влилась в руны портальной камеры, второй — попытка одарить магией понравившийся самолетик.
Скажу прямо, любые «первые разы» должны быть светлые. Чтобы в животе вились бабочки, а вокруг были счастливые лица, а не перекошенные физиономии.
Пока мистер Бизо возмущенно выдавливал: «Да как вы смеете?» — я, сделав шаг вперед, подхватила скулящего и прижимающегося к полу волчонка на руки. Оборотень оборотнем, а внутри-то ребенок! И зашипела:
— Не повышайте голос при ребенке, вы мужчина или базарная баба?
От удивления у незнакомца полезла вверх одна бровь и закаменело лицо. Он замолчал. Выпрямился, не отступая и внимательно меня рассматривая. Забрать ребенка, который извивался, как щенок, и уже пытался лизнуть меня в щеку, он даже не дернулся.
— Вы — вокзальная грудь, — нагло заявил он, наконец опознав меня, и хищно просиял, пытаясь разглядеть под широким шейным платком абрисы, которые так его поразили во время первой встречи.
— Ну знаете, — опять запыхтел Бизо, — Фи, верни ему щенка и пошли отсюда. Мистер нарывается на дуэль.
Мой названый отец горделиво выпрямился и сжал губы, намекая, что эту самую дуэль может обеспечить наглецу в лучшем виде. Стоило бы предотвратить столкновение между ними, но не хотелось абсолютно. Сама бы влепила пару резиновых пуль в этот… неучтивый лоб.
— Приношу извинения, — вдруг резко изменил стиль поведения красавчик, а теперь, при свете ярких ламп и не пробегая мимо, я точно могла сказать, что он редкий красавец. Резкие, высеченные торопливым, но талантливым скульптором черты лица, пронзительные серые глаза, опушенные черными ресницами. Намного более густыми, чем мои. Широченная грудная клетка. Так. Дальше не смотреть. Кому сказала, не смотреть! Мм… Бедра какие узкие…
— Мисс, для вас я могу расстегнуть сюртук и повернуться.
Я хмыкнула.
— Без музыки не люблю. Да и не очень меня последнее время доступные мужчины интересуют.
Никогда не видела, чтобы в секунды наливались красным белки. Надеюсь, он не получит инфаркт прямо на моих глазах?
— Фи-и… — растерянно протянул не знающий, как реагировать на мои слова, мистер Бизо.
Видимо, по правилам теперь «вызвать» должны меня.
Я прекрасно запомнила, как меня назвали «грудью». Звучало оскорбительно. И эти гнусные прилюдные намеки на то, что я его изучаю.
Сейчас меня вывели из себя, и следовало срочно успокоиться, постараться быть похожей на местных девушек, держать себя сдержанней. Если из-за моего неумения адаптироваться этот грубиян застрелит на дуэли названого отца, я сама в себе разочаруюсь. Чертов мир, чертовы правила.
— Это вам. — Я сунула в руки незнакомца прыгающего ребенка, то есть щенка. — Мои извинения, если напугала малыша.
Кстати, ничего в оборотнях страшного не оказалось. Прелестный маленький волчонок, мягонький весь, с суховатым носом. Не болеет ли? Не помню, когда у