— Все проще, чем вам кажется. Магию создает сам мир, и всегда найдутся те, кто сумеет ею воспользоваться.

— Если сам мир создает магию, и она никогда не исчезнет, то как вышло, что у одних дар сильнее, чем у других? Почему кто-то рождается с сильным огнем, а кто-то со слабой водой?

— Потому что за столько лет кто по наитию, кто изучив законы мира и природы, а кто в минуты отчаяния научился черпать ее в той мере, какая ему необходима. У двух магов обязательно родится маг. У союза, где один будет магом, а второй простым человеком, дети могут быть как одаренными, так и обычными. Мы сосуды, Элайза, подходящие сосуды и проводники магической энергии.

— То есть мезальянсы тем плохи, что наше потомство потеряет уникальную кровь, а также свойства для проводимости магической энергии мира?

— Да.

— Но, Коша, мы же знаем случаи, когда в семье немагов рождаются одаренные дети, в академии много таких студентов, — возмутилась я.

— Наш мир динамичен, Хейли. Он любит свои создания и творения, а потому подстраивается. Он делает все, чтобы мы были счастливы. И в семьях обычных людей существуют только два варианта, при которых ребенок получит магию: чудо и наличие магии у предков.

— Чудо, значит… — рвано выдохнул Райан. — Очень жаль, что чудеса случаются спонтанным выбросом при сильной угрозе. Очень редко, когда у крестьян с рождения проявляется магия.

— Подождите… — Элайза медленно села. — А что будет, если в установленный порядок вмешается кто-то извне? Если в законы мира и природы грубо влезет кто-то чужой, инородный. Не даст ли это толчок к увеличению числа магов, потому что миру потребуется защита?

Меня мороз по коже пробрал. Я думала о том же, только немного по-другому. Все теории о зарождении магии, так или иначе, связаны с огромным количеством магической энергии, которая была преобразована то в дождь, то в землю, то дарована богами, но ведь и они ее откуда-то взяли, прежде чем отдать людям. Обыкновенный мальчик Эльхор, сын кузнеца, и девочка Хелла, полюбившая не того, кого желали видеть рядом с ней ее родители. Что помимо пробуждения магии вмешалось в размеренное течение их жизни, раз сама природа отдала им лавры управления своим детищем?

— Драгонария, — в едином выдохе прошептали мы с Райаном, а он добавил: — Кроме родной магии, энергии своего мира, Хелла и Эльхор впитали чужеродную.

Мы мыслили в одном направлении и в то же время что-то упускали.

— То есть другие миры действительно существуют? — Пенелопа восторженно смотрела перед собой, а потом нахмурилась. — Только они враждебные, да?

Я глубоко задумалась. В какой момент один мир может притянуться к другому? Для завоевания? Вряд ли… Скорее в момент гибели, в стремлении сохранить хоть часть себя в своих порождениях и собственной энергии. И если вспомнить первое общение Хеллы с «дядюшкой» и его слова, то я на верном пути.

О чем и поспешила сообщить остальным, прежде поведав о тех видениях, что были показаны мне, а Райан дополнял теми, что явились ему.

— Почему все настолько противоречиво? — Оборотни не скрывали удивления. — Ты говоришь об одном, а лорд Валруа о другом. Как они могли жить в одном пространстве и времени и при этом видеть совершенно разные события, происходящие с ними одновременно?

— Внушение, подмена сознания, разный отрезок времени, — скупо выдал Райан. — Я давно пришел к мысли, что телами наших богов пользовались различные существа. Отсюда огромный провал в памяти Хеллы и Эльхора.

— Быть не может!

— Почему же, — матушка Софи пристально всматривалась в огонь, — это могло бы многое объяснить, да, Кошенька? И мою природу, и твое существование.

— Простите, госпожа Ратовская, при чем здесь вы и Дрейк?

— Элайза, откуда пошли оборотни?

— Неизвестно, — прошептала она, — но мы существуем столько же, сколько наш мир.

— Нет, — жестко оборвала матушка, — мы появились в противовес другим оборотням.

— Да каким же другим? Не существует никого, кроме лис и волков!

— Драконы? — спросил Райан, причем таким тоном, будто для него предположение давно являлось истиной.

— Верно.

— Да бросьте! — Элайза аж подскочила, чуть не дав Асакуро затылком по челюсти. — Наш мир дал жизнь оборотням в противовес драконам? Мы сильные, ловкие, быстрые, но что мы можем против этих могучих существ? Да и к тому же, при всем уважении к вам, Дрейк, вы не можете обернуться человеком.

— И это возвращает нас к тому, что мы не до конца постигли магию нашего мира, — холодно бросила Софи. — Да, сейчас существуют волки и лисы, но изначально вы могли выбирать ипостась, прожить три жизни: людскую, волчью или лисью. Что если оборотень может предпочесть, в кого перекинуться в первый раз?

— Вы шутите?

Я молча сжала руку Райана, ища успокоения, и ничему уже не удивлялась. Если в наших богов могли вселяться иномирцы, то почему мир не мог дать выбора оборотням? Но в любом случае наши предположения звучали странно, страшно, почти неправдоподобно.

— Когда-то я оборачивался в человека, — вдруг произнес Коша. — В своем мире. Ваш же дал мне новую жизнь, но уже без оборота.

— С ума сойти!

— В человека? — переспросила я. — Но как же это…

Сложно было представить Дрейка человеком. Тяжело, невыносимо, он же мой магический питомец, а выходит, что он равный, и то, как я с ним обращаюсь, неподобающе! Голова шла кругом. Конечно, мой Страж для меня всегда был другом, близким и родным, но уж никак не отождествлялся с человеком!

— Почему ты молчал, — глухо спросил Райан, — почему ничего не сказал о том, где родился?

— Я родился здесь, но храню память своих предков. Мы перерождаемся, если кто-то сумел сохранить нашу душу. Меня возродил Эльхор, даровав Хелле, но кто ему отдал мою душу, я не знаю. Точно так же, как и остальных драконов.

— Остальных?

— Десять видов, по числу кланов в нашем мире, — тут же ответил Коша. — В живых остался только я и, возможно, Вейра.

— К вопросу о драконах мы вернемся позже, — строго сказала матушка. — Сейчас важно другое: если брать за истину, что