Рывок вперед вслед за руками вглубь сцены, и я выныриваю прямо перед Гроу, волосы снова рассыпаются за спиной. Я едва успеваю перехватить наливающийся зеленью огня взгляд, и снова разворачиваюсь к залу.
И возрождаюсь под ветром Раскрытых крыльев своих! Чтобы парить в этом небе — Том, что одно на двоих!Движениями-порывами, как языки огня под ветром, шаг за шагом, из стороны в сторону, вливаясь в мотив.
Пусть для тебя это слишком, Пусть я не твой идеал… Давай, признайся ледышка, Лишь обо мне ты мечтал!Миг, когда в зале начали танцевать вместе со мной, я скорее почувствовала бешеной, бьющей в воздух энергией отдачи. Поэтому вскинула руки вверх, подхватывая ее и отступая резко, словно на меня накинули невидимый аркан и рывком дернули назад.
И пусть не хочешь ты верить, Не сможешь сладить со мной! Огня тебе не умерить Мой дорогой ледяной!Раскрыв ладони, ушла вправо, чтобы влиться в ускоряющийся ритм. Теперь — только расцвеченные неоном лица в зале. В их бесконечной смене и круговерти я даже не пытаюсь кого-то уловить, разве что в развороте снова натыкаюсь на подсвеченную зеленым огнем драконову зелень, а после падаю в последний куплет.
Платье летит над сценой будто дым.
А я горю огнем, который чувствую сейчас как никогда раньше.
Да, я — дрянная девчонка! Ни разу я не нежна. Но ты давно понимаешь: Одна тебе я нужна!Последний аккорд растворяется, когда я падаю на колени и, проехавшись по сцене на платье, которое где-то слегка трещит от такого надругательства, вскидываю руки вверх, чтобы потом рухнуть вниз под разлетающимся веером волос.
Музыка обрывается, зал взрывают аплодисменты и голоса. Я тут же вскидываю голову, чтобы увидеть поднятые руки и орущих коллег. Голова слегка кружится, как если бы я уже приняла бутылочку-другую веоланского, но веоланского во мне нет, зато есть их лица, горящие глаза, восхищение, их отклик, бьющий в меня той самой силой, которой мне так не хватало, когда я танцевала в студии или на балконе.
Наверное, если бы не Теарин, я бы никогда этого не поняла и не почувствовала.
Если бы не Теарин, если бы не Гроу…
Кстати, о Гроу.
Поднявшись уже гораздо более текучим движением, выпрямляюсь. Он медленно приближается ко мне, наверное, если бы не сцена, меня бы раздраконили в прямом и переносном смысле, но сейчас у него только вытягиваются зрачки и раздуваются ноздри.
— Это твое, — почти рычит он, протягивая мне босоножки.
От огня, прокатывающегося через короткое прикосновение, сердце ударяет в виски.
— Оставь себе.
Глядя на коллег, снова кричу в микрофон:
— Спасибо!
И под новую волну аплодисментов спускаюсь в зал.
Точнее, спрыгиваю: усевшись на край сцены, просто ныряю вниз.
— Вот это ты отожгла! — Первой ко мне подлетела Лира, остальные потянулись следом. — Шикарный номер! Вы долго это готовили?
— Мы это вообще не готовили.
— Да ладно?! — Гаффер хлопнул меня по плечу. — Здесь ничего не происходит без ведома Гроу.
Я хотела объяснить, что Гроу сейчас в крайней степени драконьей ярости, но в эту минуту за спиной раздалось:
— Зажгли?! — Резко обернулась, чтобы увидеть драконогада во всей красе в центре внимания и услышать рев толпы: «Да-а-а!» — Продолжаем в том же ключе! Крышесносного вечера!
В зал снова плеснула музыка, Сибрилла приблизилась к Гроу, и в эту минуту я пожалела, что оставила ему свое единственное секретное оружие — босоножки. Шпилькой в ногу для него — тот самый минимум, которого он заслуживает. Раскаленный моим танцем огонь бился во взглядах коллег, устремленных на меня и на сцену. Гроу посмотрел на меня крайне выразительно, в ответ я мысленно показала ему непристойный жест и отвернулась. Оставив драконорежиссера наслаждаться собственным величием, пробилась сквозь растекающуюся по залу толпу к столам.
Фуршет был богатый, персонал «Форсайта» уже сновал по залу с подносами, на которых в высоких бокалах пузырилось веоланское. Часть коллег уже направились к бару, где сегодня танцевали семеро барменов. Что касается меня, я выбрала себе максимально безопасные закуски: тарталетки с самой разной начинкой, не требующие приборов. Желание воткнуть вилку в режиссерский зад вернулось, как ностальгия.
— Отличная импровизация.
Умение семикратного чемпиона оказываться рядом в тот самый момент, когда я немного занята, в данном случае жую — просто потрясающее.
— Ну фто фы, — сказала я, даже не потрудившись прожевать перед ответом. — Ф этом мефте нифего не проифходит беф федома Гфоу.
— Бросьте, — отмахнулся он. Казалось, его совершенно не смутило столь нарочитое пренебрежение. — Я могу отличить импровизацию от постановки, у вас роскошная пластика, Танни. И очень живые танцы.
Я даже жевать перестала.
— Серьезно? — поинтересовалась я. — И давно вы это поняли? До или после того, как сообщили Гайеру о том, что в танце на скале куча косяков?
— Косяки есть у всех, — совершенно не смутился этот непробиваемый тип. — Даже у мэтров. Главное — желание их исправлять.
Прежде чем я успела сообщить, куда он может идти со своими нравоучениями, к нам подлетела команда гримеров. Бирек обнял меня так порывисто, что я чуть не опрокинула на него тарелку с тарталетками — едва успела выставить руку влево и удержать на весу ее содержимое.
— У-у-умница моя! — пропел стилист, отстранившись. — Так станцевать… так станцевать!
С ним я бы тоже хотела о многом поговорить, но точно не при члене ассоциации, поэтому только кивнула. Обратила внимание, что в нашей дружной команде не хватает Геллы, но она явно не горела желанием выразить мне свое восхищение. Дальнейший разговор со стилистом и девочками-ассистентками, наперебой говорящими о том, что будет круто вместе со мной зажечь на танцполе, как-то затих сам собой, когда к нам приблизился Рихт.
Сегодня он зачесал волосы назад и оставил две верхние пуговицы на светлой
