— Говори, или…
— Или?
— Или я сейчас развернусь и пойду к политари, — прибегаю к последней возможности.
— И что? — Вартас вскидывает бровь. — Мое слово против твоего.
Урод. Какой же урод!
Стряхиваю его руку со своей, теперь мы молча идем рядом.
— Я не знаю, где она, Вирна. Клянусь.
— Засунь свою клятву сам знаешь куда.
Вартас резко останавливается, хватает меня за руку, но я яростно вырываюсь.
— Я тебе верила, — цежу сквозь зубы. — Таскала девчонок в парк с тобой. Думала, ты хочешь помочь…
— Хочу!
Ветер подхватывает его длинную светлую челку, швыряет назад, открывая высокий лоб и крупные черты.
— Она просила о вас позаботиться, если что-то случится. Большего я тебе сказать не могу.
Сую руки в карманы, закусываю губу, качая головой.
— Ты хоть понимаешь, что я должна знать?
Он молчит.
— Она жива?
— Я не знаю.
Не знаю. Это «не знаю» вырастает между нами стеной. Просто потому, что я сама не знаю, говорит он правду или снова лжет. Понимаю, что больше не могу ему доверять. Понимаю, что он прав: попытка обратиться к политари закончится моим словом против его, и… Море, я теперь не уверена, что так не сделаю только хуже. Для Лэйс.
Где же она?! Что произошло? Что вообще происходит?! Мне хочется выть от бессилия, вместо этого я сжимаю кулаки. До боли, так, что даже мои короткие ногти впиваются в ладони.
— Не приходи больше, — говорю я. — По крайней мере, пока не будешь готов обо всем рассказать.
— Не ходи в «Бабочку», Вирна, — жестко произносит он.
— Да пошел ты, — отвечаю.
Это единственные слова, которые у меня сейчас для него есть. Для парня, который говорил, что любит ее. Для парня, который знает, что могло с ней случиться, по крайней мере, предполагает, но молчит. Это настолько дико, что грудь сдавливает от нехватки воздуха. Быть в двух шагах от того, кто может пролить свет на ее исчезновение, но не хочет этого делать! Я разворачиваюсь и иду к станции, уже одна. Ветер швыряет волосы мне на лицо. Теперь я еще больше уверена в том, что на правильном пути. «Не ходи в „Бабочку“, Вирна». Не оборачиваясь, ускоряю шаг. Теперь мне кажется, что все ответы именно там. Что все, что я ищу, в этом клубе, за его стенами для избранных.
Когда я возвращаюсь домой, еще по-прежнему темно, но предрассветная синева уже заливает улицы, понемногу растапливая густой цвет ночи. Митри и Тай, разумеется, еще спят. Я недолго смотрю на сестер, потом осторожно подтыкаю край теплого пледа (младшая во сне всегда раскрывается, в комнате же достаточно прохладно). Сестренка что-то бормочет во сне, и я осторожно целую ее в щеку.
— Мамочка… — Она улыбается.
Тай плохо помнит маму, но, видимо, скучает по ней инстинктивно. Теплые руки, запах, улыбка, стук сердца. Мама — это защита и надежная стена, которая всегда укроет от любого, даже самого страшного шторма. На глаза наворачиваются слезы, но я не позволяю им пролиться. Не нужна нам ничья помощь, сами справимся. Потому что мы семья. И это главное. Мы есть друг у друга, и так будет всегда.
Подхватываю валяющийся на полу свитер Митри, возвращаю на спинку стула и так же тихо выхожу из комнаты. Однажды я уже сдалась, но больше не сдамся. Я найду ответы на все свои вопросы. Я найду тебя, Лэйси. Клянусь.
Глава 26
ЮБИЛЕЙ
— СЕЙЧАС НАЧНЕТСЯ веселье, — пробормотала одна из девчонок, повернувшись на каблуках.
Образно говоря, веселье началось еще вчера, когда меня представили остальным: в большинстве своем это вызвало недоумение, которое тут же сменилось холодной отчужденностью. Не считая рыжей, с которой мы сцепились в самый первый мой визит в «Бабочку». Она вылетела из кабинета кадровика (той самой шатенки), и явно не для того, чтобы в приемной попить воды.
— К Дженне пошла, — фыркнул кто-то.
— Еще бы, она же рассчитывала на роль главной.
Пронесшийся среди собравшихся шепоток оборвался под строгим взглядом шатенки. Впрочем, шатенка выбор Дженны тоже не одобрила, это было видно по ее холодным взглядам, которые вовсе не выражали радость по поводу новоприобретенной сотрудницы. Равно как и взгляд начальника службы безопасности, Ригмана Н’эргеса, который частенько оказывался у кабинета Дженны, когда я входила или выходила или когда просто шла по коридорам. Каждый раз, когда я попадалась ему на глаза, мне хотелось убраться из «Бабочки» и никогда сюда больше не возвращаться.
Волосы мне все-таки покрасили и, конечно, нарядили в платье, в котором я напоминала куклу или модель: бледно-голубое, плотный лиф на шнуровке, спереди короткая юбка, сзади длинный шлейф. Ну и туфли на каблуке, разумеется. На высоченной шпильке, благодаря которой я стала выше на голову. В таких хорошо ходить по подиуму или выходить из эйрлата на какую-нибудь вечеринку вроде ежегодного благотворительного бала, который регулярно посещают въерхи типа отца К’ярда или Ромины. Но уж точно никак не разносить заказы.
Впрочем, судя по тому, что я видела, в «Бабочку» приходят не поесть. Да, у них есть свой ресторан, но там, где предстояло работать мне, разносили только напитки и закуски, так что уронить тяжеленный поднос или самой упасть на какого-нибудь гостя или гостью мне не грозило. А вот упасть и облить кого-нибудь коктейлем — вполне. С этими мыслями я разглядывала себя в зеркале: волосы мне завили и уложили лесенкой, из украшений на мне (как и на всех девочках) был один-единственный браслет. Этот браслет активировал голографические крылья, делающие меня похожей на бабочку. Мои были ярко-красными, точь-в-точь как у надьеррской бабочки.
— Красный и синий отлично сочетаются, — пояснила стилист, когда мы тестировали образ. — Если бы мы оставляли твой цвет волос, сделали бы крылья ярко-синими.
В общем, да. Яркой я была точно: макияж сделал меня старше лет на пять, и, хотя лицо предстояло прикрыть маской, мне все равно было
