Я не стал огорчать ее сведениями, что в данный момент Ванька если и творил что-либо, то точно не в их квартире.
– А кто еще идет вниз?
– Иола. Должны были и Милена с Борькой, но в лагере сейчас беспокойно.
– Удачи вам, – пожелала Тася. – Вы наверняка быстро управитесь.
Я вовсе не был в этом уверен.
– Только обязательно позвони мне, как только вернешься, ладно? Я буду ждать тебя.
– Конечно! – вскричал я. – Первым делом, даже не сомневайся!
Она словно через силу улыбнулась в ответ.
– Ну, я побежала тогда?
Я кивнул, и девочка унеслась вверх по лестнице.
Глава тринадцатая
Снова в Черных Пещерах
Нужно было возвращаться в лагерь, но я почему-то тянул и тянул время, как будто лагерь был тюрьмой, а холодные темные улицы – последним глотком свободы. Мысли в голову лезли какие-то дурацкие: а что, если я вижу этот город в последний раз, вдыхаю воздух привычного мира – тоже в последний? Кто знает, что ждет нас под землей.
Краем глаза я уловил на другой стороне улицы какой-то знакомый силуэт. Некто медленно брел против ветра, сгибаясь в три погибели. На миг почудилось, что это Димка, ухнуло и обрушилось в пятки сердце. Но потом понял – не он.
Я вихрем перелетел проезжую часть прямо перед носом одинокой легковушки. Пусть водитель думает, что это был смерч. И перегородил дорогу Платону Альдонину. Тот медленно поднял голову. Мы стояли в круге света от уличного фонаря, хотя я и без него бы разглядел обожженную ветром и снегом кожу и глаза, полные горького ужаса.
– Ты чего тут? – задал я до смешного дурацкий вопрос. – В смысле, почему бродишь в такую метель?
– Алексей, – констатировал парень. – Хорошо, что встретил тебя. Та девочка? Она?..
Он примолк, глядя на меня с надеждой. Я мотнул головой:
– Нет. Ты хорошо стреляешь.
Он дернулся – и я немедленно пожалел о своих словах.
– Я стрелял в сторону.
– Знаю. Ладно, чего теперь.
Похоже, настала пора прояснить ситуацию. Тем более, как оказалось, Альдонин и имя мое знал, хотя ни разу не обратился так во время игры. Я быстро оглянулся – улица была пуста, – схватил Платона за отвороты пальто и в одно мгновение утащил его в ближайшую подворотню.
– Ладно, рассказывай все!
Альдонин совсем не удивился моей прыти, машинально оправил воротник, глянул мне в глаза и тихонько покачал головой:
– Я не могу. Прости.
– Не можешь? Ты же хотел мне что-то рассказать тогда, в лесу?
– Я хотел соврать тебе. А сейчас в этом больше нет смысла.
– Ну, а как насчет правды?
Парень снова мотнул головой:
– Не выйдет. Если начну говорить, то умру. Тебе от этого никакой пользы не будет.
– Когда умрешь? – офигел я.
– Прямо сейчас.
Я даже осмотрелся на всякий случай: но нет, подворотня была совершенно пуста.
– Это что, типа гипноза: самовнушение срабатывает на кодовые слова и сердце останавливается?
– Вроде того, – совершенно спокойно подтвердил Альдонин.
Я бы решил, что издевается, если бы не видел, в каком он был состоянии.
– Ладно, тогда убирайся! – рявкнул я, отступая в сторону. – Иди-иди, твой труп мне не нужен, хватило на сегодня.
Парень сделал пару нерешительных шагов, потом обернулся и тихим голосом произнес:
– Кое-что я все же могу тебе сказать. Не суйтесь в Нижний мир, там теперь все по-другому. Живыми оттуда не выберетесь. И директора вашего все равно не спасете.
– Что? – У меня даже волосы под шапкой ощутимо задвигались. – Откуда ты знаешь про Нижний мир? Ты атлант?
Альдонин невесело хмыкнул:
– Нет, я человек, самый обыкновенный. Просто хочу хоть немного помочь. Предупреди друзей.
Шагнул еще – и опять остановился. Я навострил уши, ожидая от него добавочных сведений. Но он сказал только:
– Давай я тебе свой адрес напишу.
И начал копаться в карманах.
– Не надо, я его и так теперь знаю.
– Напишу, – с напором повторил Альдонин. – Это другой, его ты не знаешь. И телефон, на всякий случай.
Он достал из кармана блокнот с отрывными листами, гелевую ручку и начал что-то писать наугад, даже не опуская глаз: все равно в такой темноте он ничего не смог бы увидеть. Потом вырвал нужный лист, сунул мне в руку и зашагал прочь.
Я сразу впился глазами в листок, мне-то темнота не была помехой. Но буквы там лепились вкривь и вкось, так что пришлось все же выйти на улицу, под фонарь. И в его жалком свете я разобрал следующее:
«Уходите из города все разом сегодня перед уходом нырните в озеро и освободитесь под водой от одежды и вещей потом бегите прочь как можно быстрее вслух это не обсуждайте».
У меня отпала челюсть. Парень сошел с ума после того, что натворил? Но только что он говорил вполне разумно и знал то, что ему знать вроде как не положено. Правда, при этом боялся умереть на месте. Получается, и впрямь свихнулся?
Через четверть часа я уже был в лагере, стоял на поляне под перекрестными и очень недовольными взглядами Милены и Иолы.
– Мы волновались, между прочим, Алексей! Когда ты научишься не самовольничать?
Я подергал плечами, озабоченный совсем другими мыслями. По пути сюда я терзал себя мыслями, говорить ли ребятам о встрече с Платоном, показывать ли записку? С одной стороны, утаивать нельзя, мы ведь одна команда. С другой – а что это изменит? Никто не откажется от мысли идти на выручку нашему директору и мадам Софи, в этом я был железно уверен. Только вот в Нижний мир отправимся не мы с Иолой, а Борис и Милена, как старшие. А они там ничего не знают, потеряют время, пока будут разбираться, что да как. Нет уж, пусть все остается так, как решили. Рассудив хорошенько, я принял, как мне тогда казалось, соломоново решение: поговорю насчет записки только с Иолой, когда уже отправимся на дело.
На поляне стол был накрыт к ужину, Борис и Марк в наше отсутствие постарались, нарезали салаты и соорудили трехэтажные бутерброды. Но едва ли кто-то из нас оценил их труд по достоинству. Лично мне кусок в горло не лез, да и другие то и дело замирали с вилкой в руках. В этот поганый день, который мне до смерти не забыть, мы потеряли двух наших товарищей. И один сейчас скитался где-то, возможно, специально выискивал себе неприятности… Нет, об этом лучше даже не думать.
Милена не сводила с меня глаз, каждый кусок провожала оценивающим взглядом.
– Алеша, поешь, пожалуйста, как следует, тебе нужно набраться сил!
– В Нижнем мире еды полно! – не сдержался я и отодвинул тарелку.
Ограничился только чаем, пахучим, ароматным, как только Борис в нашем лагере умел заваривать.
Могу поспорить, что они подлили мне в чай сонного напитка. Потому что после ужина я едва смог на подгибающихся ногах добрести до своей пещеры, рухнул плашмя на кровать прямо в ботинках