Но я чувствую и слабость, потому что мечтала о его поцелуях все время, проведенное на дне моря, а теперь, когда он коснулся своими губами моих губ, мне хочется вонзить ногти ему в спину.
Он проводит языком по моей нижней губе, и я чувствую знакомый пьянящий вкус.
Призрачная ягода.
Кардан не пьян – его отравили.
Я отстраняюсь и заглядываю в его глаза. В эти знакомые глаза, черные с золотистой каемкой. Зрачки сильно расширены.
– Милая Джуд. Ты мое самое любимое наказание. – Пританцовывая, он делает движение прочь от меня и тотчас падает, хохочет, раскидывает руки, словно хочет обнять весь зал.
Наблюдаю за ним в ужасном смятении.
Его кто-то отравил, и он будет смеяться и танцевать, пока не умрет, и Двор будет следить за этим с радостью и омерзением. А когда его сердце остановится, все станут говорить, какой нелепой смертью он умер.
Заставляю себя сосредоточиться. Должны быть противоядия. Конечно, вода, чтобы промыть желудок. Глина. Бомба должна знать больше. Смотрю вокруг в поисках ее, но вижу только шевелящуюся массу придворных.
Поворачиваюсь к одному из стражников:
– Достань мне ведро, побольше покрывал, два кувшина воды и все принеси в мои покои. Ясно?
– Как пожелаете, – отвечает он, поворачивается к остальным стражникам и отдает приказания. Ищу глазами Кардана; он совершенно предсказуемо движется в самом опасном направлении, к советникам Бафену и Рандалину, которые стоят с лордом Ройбеном и его рыцарем Дулкамарой. Несомненно, они пытаются как-то сгладить скандальную ситуацию.
Вижу лица придворных, блеск в их глазах; они глядят на Кардана с жадным любопытством и презрением. Смотрят, как он по пути хватает графин с водой и льет себе в рот, хохоча и захлебываясь.
– Прошу простить нас, – говорю я, беря его под руку.
Дулкамара пренебрежительно кивает.
– Мы преодолели долгую дорогу, чтобы получить аудиенцию у Верховного Короля. Конечно, теперь нам придется задержаться подольше.
«Его отравили» – эти слова уже готовы слететь с моего языка, когда я вдруг слышу голос Балекина:
– Боюсь, Верховный Король не в себе. Я думаю, его отравили.
И в этот момент, хотя и слишком поздно, я понимаю, что он замыслил.
– Ты, – говорит он мне. – Выверни свои карманы. Ты здесь единственная, не связанная присягой.
Будь я действительно зачарована, вытянула бы из кармана закупоренную бутылочку. А когда Двор увидел бы ее и обнаружил внутри настой призрачной ягоды, протестовать было бы бессмысленно. В конце концов, смертные ведь лжецы.
– Он пьян, – заявляю я, с удовлетворением наблюдая за изумленным выражением на лице Балекина. – Как бы то ни было, вы тоже не связаны присягой, посланник. Или, лучше сказать, вообще не связаны с землей.
– Я выпил слишком много? Всего лишь кубок яда на завтрак и другой на ужин, – говорит Кардан.
Смотрю на него, но ничего не говорю и веду спотыкающегося Верховного Короля через зал.
– Куда ты его уводишь? – спрашивает один из стражников. – Ваше Величество, вы желаете удалиться?
– Мы все танцуем под дудку Джуд, – хохоча, отвечает Кардан.
– Само собой, он не желает уходить, – вмешивается Балекин. – Займись своими обязанностями, сенешаль, и дай мне присмотреть за братом. У него есть свои обязанности на эту ночь.
– За вами пошлют, если понадобитесь, – отчаянно блефуя, отвечаю я. Сердце колотится, я не уверена, что кто-нибудь в зале встанет на мою сторону, если дойдет до дела.
– Джуд Дуарте, ты сейчас же оставишь Верховного Короля в покое! – гремит Балекин.
Замечаю, что у Кардана фокусируется взгляд. Он делает усилие, чтобы собраться.
– Не оставит, – заявляет он.
Поскольку даже в таком состоянии никто не смеет возражать Верховному Королю, мне наконец удается вывести Кардана из зала. Мы бредем по коридорам дворца, и мне приходится едва ли не тащить его на себе.
Глава 28
Личная охрана Верховного Короля следует за нами на расстоянии. В голове у меня мелькают вопросы: как его отравили? Кто вложил кубок с ядом в его руку? Когда это случилось?
Схватив в коридоре слугу, я посылаю гонца за Бомбой и, если ее не найдут, за алхимиком.
– С тобой все будет в порядке, – заверяю я Кардана.
– Ты знаешь, – говорит он, повисая на мне, – это должно звучать утешительно. Но когда такое говорит смертный, это не то же самое, что слова из уст народа, не так ли? Для тебя это что-то вроде заклятия. Типа магии надежды. Ты твердишь, что я буду в порядке, потому что боишься, что не буду.
Какое-то время просто молчу. Потом говорю:
– Тебя отравили. Ты понимаешь это, верно?
Кардан не пугается.
– Ах, – вздыхает он. – Балекин.
Ничего не говорю. Только усаживаю его перед камином в моих покоях, оперев спиной о диван. В красивых одеждах на старом ковре, с лихорадочным румянцем на бледном лице, он выглядит странно.
Взяв меня за руку, Кардан прижимает мою ладонь к лицу.
– Забавно, не правда ли, что я смеялся над твоей смертностью, тогда как ты меня наверняка переживешь.
– Ты не умрешь, – настаиваю я.
– О, сколько раз мне хотелось, чтобы ты не лгала! Но сейчас сильнее всего.
Он начинает заваливаться на бок. Хватаю кувшин и наливаю полный стакан. Подношу к его губам:
– Кардан! Выпей как можно больше.
Не отвечает. Кажется, он вот-вот заснет.
– Нет! – Шлепаю его по щекам, сильнее и сильнее, пощечины уже больше похожи на настоящие удары. – Ты не должен спать.
Он открывает глаза и произносит заплетающимся языком:
– Я только немножко посплю.
– Если не хочешь закончить, как Северин из Фейрфолда, на века заключенный под стекло, к которому смертные выстраиваются в очередь, чтобы сняться на фоне его тела, не заснешь.
Кардан шевелится, стараясь выпрямить спину.
– Прекрасно, – соглашается он. – Говори со мной.
– Сегодня видела твою мать. Вся разодетая. Раньше встречалась с ней в Башне забвения.
– Интересуешься, не забыл ли я ее? – беспечно спрашивает он, и я довольна, что Кардан достаточно внимателен, чтобы ответить типичным для себя едким замечанием.
– Рада, что ты способен язвить.
– Надеюсь, эту способность я утрачу последней. Итак, расскажи мне о моей матери.
Пытаюсь придумать что-нибудь не совсем негативное. Решаю использовать только нейтральные фразы.
– Когда мы впервые встретились, я не знала, кто она. За освобождение из Башни она хотела продать мне кое-какую информацию. И боялась тебя.
– Хорошо, – говорит он.
Я удивленно поднимаю брови:
– Тогда каким образом она оказалась при твоем Дворе?
– Полагаю, я сохранил привязанность к ней, – признается он. Наливаю еще воды, и он пьет медленнее, чем хотелось бы. Сразу наливаю еще один стакан.
– А у меня столько вопросов к моей матери.
– И о чем бы ты спросила? – Слова сливаются в одно, но он выталкивает их изо рта.
– Почему она вышла за Мадока, – отвечаю я, показывая на стакан, который он послушно подносит к губам. – Любила ли его и почему сбежала. Была ли счастлива в мире людей.
