Сам Людендорф, несмотря на очевидный успех, не спешил предаваться радости. Следуя своему плану, он стремительно расширял зону прорыва, стремясь продвинуться как можно дальше, тем самым полностью отрезать французов от союзников англичан и бельгийцев. Его главной целью был Амьен, с падением которого сообщение между союзниками сильно затруднялось.
План главного военного мозга Германии блестяще воплощался в жизнь в течение трёх последующих дней. Британцы медленно, но неотвратимо отступали на северо-запад к проливу, а брошенные им на помощь пять французских дивизий были методично разбиты и обращены в бегство войсками кронпринца, которые продолжали наступать на Амьен. Дни 24–26 марта были новыми днями побед германского оружия, за этот отрезок времени ведомые Людендорфом германские войска перешли Сомму, взяли в плен 45 тысяч солдат противника и вбили надежный клин между британскими и французскими частями, заняв города Бапом и Нуайон. Армии генералов Хейга и Петена стремительно отходили всё дальше и дальше в тыл и вместо помощи энергично обвиняли во всех грехах друг друга.
Осознав возникшую реальную угрозу раскола единого фронта, фельдмаршал Фош начал энергично перебрасывать со спокойных участков фронта всевозможные части в направлении Компьена и Амьена. Реквизированные французами автомобили спешно потянулись к северо-западному участку Западного фронта, дружно меся весеннюю грязь своими просевшими от людской тяжести колесами.
Несмотря на поражение, генерал Хейг был невозмутим, он не допускал даже мысли об отходе англичан к проливу, яростно контратакуя наступающих немцев, снижая тем самым темп их наступления. Постоянно окапывающиеся британцы заставляли своего противника буквально прогрызать всё новые и новые линии окопов, теряя при этом свои лучшие штурмовые подразделения.
Вечером 26 марта в полевой ставке Людендорфа состоялся важный телефонный разговор между ним и Гинденбургом, в котором решалась судьба разыгравшегося сражения. Идя на поводу у кайзера, фельдмаршал потребовал, чтобы Людендорф перенес направление главного удара и, повернув на север, сбросил британцев в море.
– Я самым категорическим образом настаиваю, Эрих, на временном изменении нашего плана, – грозно и требовательно вещал из телефонной трубки далёкий голос Гинденбурга, – сбросив англичан в море, мы сможем высвободить в этом случае целых две армии, которые столь необходимы нам для полной победы.
– Британцы никуда не денутся, экселенц. Я уничтожу их сразу, как только возьму Амьен, а до тех пор всё будет идти так, как было задумано ранее, – непреклонно стоял на своем генерал. – Извините, но мне лучше видно истинное положение вещей здесь, чем вам в кабинете за картой.
Получив твёрдый отпор, Гинденбург некоторое время продолжал монотонно бубнить, а затем решил перейти к увещеванию строптивца:
– Кайзер пообещал наградить вас за этот подвиг Большим орденом Железного креста! – продолжал фельдмаршал, давя на больную мозоль Людендорфа, но тот был непреклонен.
– Я благодарен ему за столь высокое внимание к моей персоне, но я воюю не за ордена, а на благо Германии.
Оскорбленный фельдмаршал в гневе бросил трубку несчастного телефонного аппарата, ругая своего строптивого подчиненного последними словами.
Выдержав высокое давление из Шарлотенбурга, 27 марта Людендорф продолжил наступление по прежнему плану, стремительно вводя в прорыв свои последние резервы. Не считаясь с потерями, немцы упорно продвигались к Амьену, перемалывая всё на своем пути. Чтобы поднять боевой дух своих солдат для скорейшего взятия города, Людендорф объявил во всеуслышание о нахождении в Амьене главных продовольственных складов союзников. Узнав об этом и уже успев попробовать взятый ранее у британцев натуральный кофе и копченую грудинку, немецкие солдаты теперь не собирались топтаться у стен Амьена.
Мартовские бои в тот день достигли своего апогея, стремясь остановить врага, союзники возвращали в строй даже раненых, но германская военная машина была сильнее. Забрасывая позиции врага снарядами и минами, подавляя очаги английского сопротивления пулеметами и огнемётами, войска кронпринца продвинулись вперед к Амьену, до которого осталось всего восемь километров. При этом ими было захвачено у врага 1300 орудий и взято в плен 90 тысяч человек.
От трагических новостей, поступавших в Париж каждый день с полей сражений, французскую столицу лихорадило. Единственным человеком, сохранившим хладнокровие в этой непростой ситуации, был маршал Фош. Не слушая никого, он твёрдой рукой продолжал бросать всё новые и новые части навстречу врагу, убеждая сомневающихся, что наступление немцев вскоре обязательно выдохнется вследствие ограниченности германских ресурсов.
Одновременно маршал пытался договориться с союзниками о создании совместного командования, требуя при этом полного подчинения себе всех сил Хейга. На встрече под Амьеном британский генерал яростно сопротивлялся этому намерению Фоша, хотя в душе прекрасно осознавал правоту оппонента. Не добившись на встрече понимания со стороны Хейга, Фош не встал в позу обиженного, а поспешил выйти на Черчилля, обещавшего Парижу, в случае необходимости, незамедлительно перевести с острова все резервы британцев.
На другом конце земли, в Вашингтоне, французский посол униженно просил американского президента Вильсона спасти Европу от немецкой угрозы путем посылки в страну солдат США.
– Мы уже не можем восполнить наши дивизии живой силой для отражения германского наступления. Ради спасения Европы от германского владычества вы должны послать свои пехотные части как можно быстрее. Ситуация критическая, и, если Америка замешкается, то может быть поздно, – говорил француз Вильсону во время их встречи в президентском кабинете Белого дома.
Американец внимательно выслушал просьбу собеседника и, чуть подумав, произнес:
– Поскольку, согласно конституции, я Верховный главнокомандующий нашей армии и имею право в случае необходимости послать свои войска за океан, то можете заверить маршала Фоша, что американцы помогут Франции в её борьбе с Вильгельмом. Вопрос будет решен в самое ближайшее время после моей консультации с генералом Першингом.
Кроме этого, Фош отправил телеграмму Корнилову, прося подчинить его прямому командованию русский экспедиционный корпус во главе с генералом Занкевичем. Пройдя через период демократической анархии и потеряв из-за бунтов часть состава, русские бригады ещё представляли собой грозную силу.
Находясь под Парижем, они в любой момент были готовы выступить против общего врага по приказу Верховного командующего. Вечером 27 марта Корнилов дал согласие на переподчинение корпуса, чем вызвал бурю восторга и радости в рядах союзников, а также новый поток просьб оказать любую возможную помощь для отвлечения сил противника от Парижа. К своему удивлению, ближе к ночи,
