– А что у тебя есть? – спросил главред.
– В лучшем случае у нее свеча от мопеда в сумочке, – Кузьмин фыркнул. – Остынь, Вася.
– Ну-ка, Леша, не спеши. Так что у тебя есть, Василиса?
– У меня есть подруга, которую он подвез, – сказала Вася, очень стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Когда?! – быстро спросили хором сразу четверо: главред, Кузьмин, новостник и «криминал».
– Позавчера, – отчеканила Вася. – И это с ней второй раз уже.
Кузьмин аж засопел, так ему не понравилось услышанное. «Криминал» разочарованно скривил губу и переглянулся с новостником – ну, понятно, белочка к кому-то приехала в образе мотоцикла. Главред, напротив, весь подался вперед.
– Рассказывай.
– Это не алкогольный психоз, – Вася старалась говорить как можно убедительнее. – Марина, она вообще спортсменка… Бывшая. Сейчас танцовщица в клубе.
О том, что Марина танцует стриптиз, Вася решила пока не распространяться.
– Пьет очень редко. Месяц назад поссорилась с другом, ушла от него ночью. Ей показалось, за ней кто-то идет. А потом вдруг появился старый мотоцикл. Точно как в легенде. Марина на него села, он отвез ее домой и исчез. Утром она решила, что ей это приснилось. А вчера она звонила мне… Короче, она еще не в панике, но близко к тому. Вы же знаете, мотоцикл так просто не приезжает. Знаете, да? – Вася огляделась.
Ну да, они знали. Хотя, наверное, не хотели знать.
– Пять рублей за «короче», – сказал Кузьмин. – Я заплачу, это мой сотрудник.
И полез в карман.
– Значит, оба раза она была в дымину… – задумчиво протянул главред.
– Ну, выпила, конечно, но очень хорошо все помнит. Ей просто было страшно, она старалась забыть.
– Над нами будет ржать весь город, – пообещал Кузьмин. – Ей-богу, я уже согласен на того, кто живет в пруду! Да чего там, я на орла согласен.
– Давайте я про удмуртского шамана напишу, – предложил вдруг «спорт», глядя в потолок. – У нас есть такой Шудегов, хоккеист с мячом, он уверяет, это был его прапрадедушка или вроде того. Красиво врет, заслушаешься.
– Очень самоотверженно, только отдел культуры не оценит твою жертву, – сказал главред.
– Дак чё, я не даром, я за бутылку.
– Денежку – вот сюда. А тебе, Леша, времени – неделя.
– Ну не надо, – очень тихо и как-то неуверенно попросил Кузьмин. – Ну зачем.
– Дам полосу. Ты знаешь, как сделать из этой истории конфетку, объясни Василисе структуру материала. И помоги.
– Это очень много работы, чтобы была конфетка. Тут одним рассказом очевидца не отделаешься. Тут столько всего придется поднять… И никаких доказательств. Голая фантастика, которую ты не любишь. И правильно не любишь. Это не наш уровень. Мы не бульварный листок. Такое даже на сайт положить будет стыдно…
Кузьмин почти умолял. Почти ныл. Вася его таким раньше не видела. Обаятельный и уверенный в себе дядька, крепко за полтинник, но очень даже еще ничего, Кузьмин вдруг будто сдулся.
Главред на его мольбы не отреагировал никак. Он уже говорил с бильд-редактором.
– Гайку на мосту сегодня же отснять, пока ее на сувенир не утащили…
– Не утащат, цепь заклепана, – ввернул новостник.
Главред, не глядя, отмахнулся.
– Это Ижевск. Перекусят… И найди хорошую фотографию «пса» раннего выпуска. Семьдесят четвертый, семьдесят пятый год. У него зеркало на торце руля и шильдики плоские, наклейками.
– Зеркало как раз не показатель. Главное – ребра на головке цилиндра стоят веером и глушак прямой, – сказал бильд. – Тогда точно семьдесят четвертый. Я знаю.
– Ишь ты!
– Это Ижевск, – напомнил бильд, усмехаясь. – У моего отца был рыжий «пес». Теперь жалеет, что продал.
– А у меня – красный. Восемьдесят второго года. Сыпался, зараза… Но зато как ездил!
Главред вздохнул.
Кузьмин тоже вздохнул, но без толку – его не услышали и не заметили.
– Совещание окончено, всем спасибо, – сказал главред. – Работаем.
Народ потянулся из кабинета.
– Дмитрий! А вас я попрошу остаться… На минуту.
Кузьмин в дверях оглянулся. К главреду подошел «криминал», и они зашептались. Кузьмин неопределенно хмыкнул и пропустил Васю вперед.
– Леша! Ты тоже задержись чуток.
Ну, будет мне сегодня, подумала Вася. И все-таки я не могла иначе. Не могла упустить момент. Он должен понять. Он ведь тоже репортер.
* * *На улице Кузьмин потянул носом воздух и сказал:
– Не весна еще. Вот не весна. Ты куда сейчас? В оперный? Давай, нам по пути.
До самой площади он молчал, думая о своем. Вася все порывалась сказать – вы извините, так получилось, я не нарочно, вы поймите, – но Кузьмин был где-то далеко, слишком далеко.
На площади он оглянулся в сторону пруда и неожиданно спросил:
– Никогда не задумывалась, что «лыжи» – авангард?
– В смысле?
– В самом прямом смысле. Такой добротный советский конструктивизм. Обрати внимание, все, что поставлено в городе после Советов – памятник крокодилу, пельменю, лосю, Ижик вот этот, который мне почему-то активно не нравится, – вполне традиционная скульптура. Коза железная, скорее, панк, ну, с элементами панка, она за скобками. Прекрасная коза…
«Лыжи» отсюда были едва видны – черточка, устремленная в небо. Вася вспомнила поверье: если, стоя лицом к монументу и пруду, мысленно три раза задать какой-нибудь животрепещущий вопрос, придет четкое понимание, как его решать. Прикинула – далековато. Да и вопрос еще не оформился.
– А «лыжи» – это конец шестидесятых. Казалось бы, время, когда все в стране зарегламентировано до посинения. Шаг вправо, шаг влево карается на худсовете. Тем временем скульпторы шарашат нам авангардные монументы на народные денежки, и хорошо ведь получается.
– Я знаю, что… Не все было так однозначно, – осторожно высказалась Вася.
Кузьмин ее не расслышал, он глядел в сторону монумента.
– Я ведь был на открытии, – с затаенной грустью сказал он. – С ума сойти. Пацан еще совсем. Но что-то помню. Столько всего помню… Господи, как же я ненавидел этот город!
Вася даже слегка поежилась – с таким чувством Кузьмин это выпалил.
А еще показалось, он говорит о чем-то другом. О чем-то большем.
– Пойдем, – Кузьмин, глядя под ноги, зашагал к оперному театру, Вася пристроилась рядом. – М-да… А ведь город – редкий. Он настоящий. Он не прикидывается, не пытается тебя обмануть. Едешь по Пушкинской – хороший, качественный такой город. Его можно потрогать руками. Вдруг – бац! – та же Пушкинская, а вокруг деревня. Но деревня тоже правильная, в ней живут, а не доживают. А мой родной Машиностроитель, весь облезлый, где в любое время суток можно
