– Варваров? Прикуси язык, мальчик: теперь это мои люди.
– Твои люди…
Хафса Азейна услышала, как Левиатус хмыкнул – не понял, что она говорила совершенно серьезно.
– Ну что ж, пусть будут твои люди. Как их ни назови, я рассчитывал увидеть больше. За все время, что мы сюда добирались, нам попалась только горстка бродяг и живущих вдоль реки рыбаков.
– Зееранимы так и не пришли в себя после Сандеринга, Левиатус. Люди, которых ты здесь видишь, – вот все, что осталось.
– После Сандеринга? Но ведь с тех пор прошло столько времени… Конечно, оно уже давно должно было стереть все последствия.
– А что, по-твоему, происходит, когда сталкиваются две империи? Когда весь мир горит, что, по-твоему, случается с народом? – Хафса Азейна покачала головой. – И ради чего все? Чтобы тот или иной человек мог взобраться на золотой стул и надеть золотую маску в надежде на то, что один из его отпрысков проживет достаточно долго и увидит его смерть от руки атулфаха? Народ никогда не воспрянет, ни через тысячу лет, ни через десять тысяч. Теперь король драконов снова обращает свое внимание на Зееру. Сколько людей, по-твоему, погибнет в этот раз?
– Эта земля ожесточила твое сердце.
– Его ожесточил этот мир. А земля эта мне вполне по душе.
– Возвращайся в Атуалон, – сказал Левиатус, как будто Хафса Азейна ничего ему не ответила. – У нас начинают цвести апельсиновые деревья и имбирь. Помнишь, как мы, бывало, гуляли вместе перед пробуждением города? Ты срывала соцветия имбиря, чтобы я мог попробовать их на вкус, и заплетала себе в волосы столько цветов, что начинала походить на Сумеречную Даму со страниц сказочных книг. Ты срезала побег бамбука, и мы зажаривали его прямо на пляже вместе с крабами в мягких панцирях, и ты давала мне попробовать вина.
Он посмотрел на Хафсу широко открытыми глазами, за которые ему столькое прощалось в детстве.
– Наши виноградники выросли, Зейна, – продолжил он. – Мы пригласили нового главного садовника с северных островов, он владеет новейшими знаниями… Я сам помогал ему культивировать новый сорт, мы назвали его «Пурпурный дождь». Виноградины большие, точно сливы, и такие сладкие, что лопаются, стоит опоздать со сбором хоть на час. В нынешнем году мы впервые отведаем вина из винограда этого сорта. И ты еще не пробовала бренди! – У него была заразительная улыбка. – А еще сыры! У нас осталось столько виноградных выжимок, что пришлось выходить из отчаянного положения и скормить все это козам. Теперь весь город пахнет, словно винокурня. По утрам аромат вина смешивается с запахом свежеиспеченного хлеба и морским бризом… В любом другом месте воздух Атуалона могли бы счесть настоящим лакомством.
При этих словах Хафса Азейна замерла и повернулась к Левиатусу лицом. Лучше прервать его, пока ее не пробрало до костей.
– А что же ваши соседи? Пируют ли они так же в Эйд Калише, в Салар Меррадже? Или владычица Озера взирает на ваши накрытые столы голодными глазами? Алчность, жажда и зависть: вот три причины, которые заставят драконье сердце проснуться. Это известно любому младенцу.
– Ну что ты, Исса, неужели твое сердце высохло, как эта пустыня? Хорошо, что я приехал. Тебе давно пора отложить свой посох и немного повеселиться, а не то от этого хмурого взгляда у тебя расколется лицо. Давай прихватим буханку хлеба и бурдюк вина, улизнем потихоньку и на весь день отправимся ловить рыбу. И… моя сестра, Сулейма… может к нам присоединиться. Моя сестра не может не любить рыбалку. – Левиатус снова выглядел как шестилетний мальчишка, и Хафса Азейна чуть не дала слабину. Почувствовав скорую победу, юноша продолжил атаку: – Поедем домой вместе, втроем. Ты снова научишься улыбаться. В Атуалоне ты будешь в безопасности, Зейна. И Сулейма тоже.
– В безопасности? Это в Атуалоне-то? Полагаю, виновных в смерти Не Ату уже поймали? Неужели их головы вымочили в меду и положили на полку? Что-то я об этом не слыхала. И как насчет того незначительного обстоятельства, что за мою голову тоже назначена награда? По последним сообщениям, это тысяча кубов красной соли. Это едва ли внушает мне уверенность в собственной безопасности.
Расплывшись в блаженной улыбке, Левиатус снял с плеча сверток и передал ей.
– Ка Ату предлагает помиловать Хафсу Азейну, супругу короля Атуалона, а также ее дочь Сулейму ан Вивернус Не Ату. И при одном-единственном условии: если они вернутся домой к своему королю. То есть к нам.
Хафса Азейна взяла сверток и извлекла его содержимое. Это были два тяжелых свитка с восковыми печатями и оттиском королевского перстня. Давно забытый запах выскользнул из сумки и погладил Хафсу по щеке. Запах дома. Хафса Азейна закрыла глаза и отвернулась в страхе, что тоска сожжет ее дотла.
– Зейна, почему ты сбежала?
Левиатус задал вопрос, который она боялась услышать все эти долгие шестнадцать лет.
– Мне не оставили выбора.
Это была ложь. Выбор есть всегда.
– Ты оставила меня.
Голос Левиатуса звучал очень нежно.
В один миг прошедшие годы растаяли. Хафса снова была молодой наложницей, матерью, которая бросила дорогое ее сердцу дитя в отчаянной попытке спасти свою плоть и кровь. Она сделала выбор, и Левиатус поплатился за это.
Глупые людишки, – пробормотал Курраан у нее в голове. – Жизнь – боль.
Жизнь – боль, – согласилась Хафса. – И только смерть приходит без труда. Взламывание запечатанных гробниц еще ни разу не привело ни к чему хорошему.
– Пойдем, – сказала она молодому принцу и отвернулась. – Мы почти на месте.
Последний виток лестницы оказался почти вертикальным и был настолько узок, что плечи Хафсы Азейны прикоснулись к голому серому камню с обеих сторон. Между камнями беспрепятственно росли мох и грибы. Подъем был медленным и опасным. Это была естественная защита от вражеских атак. Хафса Азейна быстро прошла по гладким камням, лежавшим на самой вершине откоса, и повернулась, чтобы взглянуть на Левиатуса. Тот с трудом взобрался на скользкую ото мха и плесени вершину, но его дыхание по-прежнему было ровным.
С усмешкой осмотрел он свой испорченный наряд и перевел взгляд на Хафсу.
– Довольна?
Улыбка пробилась сквозь ее решительную оборону.
– Можешь считать, что справился.
Дракон Солнца Акари набрал в крылья пустынного ветра и поднялся, высокий и ослепительный, над переливающимися белыми постройками Эйш Калумма. Хафса Азейна провела Левиатуса по тропинке, скрывавшейся под тенистыми кронами деревьев, с таким вниманием и нежностью высаженных матерями: были тут и платаны с шелковицами, и плоды лотоса, сандаловые и сантовые деревья. Они служили незаменимым источником фруктов и тени, а в это время года земля под ногами была устлана опавшими соцветиями. Вашаи относились
