столько запретов! Я предпочитаю заниматься любовью столько, сколько захочется, дарить моему телу все радости, какие ему нужны. Мне не хочется 'дозировать' себя, даже если мой дух от этого взлетит на невиданную высоту!

- Очень хорошо, превосходно! Если б вы знали, до какой степени я вас одобряю! Какое счастье найти женщину, готовую полностью посвятить себя сладострастию! Все, что я вам только что советовал, не имеет никакой другой цели, кроме помощи вам именно в таком подвиге. Я же не говорю вам, что вы должны ограничить свои радости. Я только спрашиваю: как вы полагаете, что надо делать, чтобы наслаждаться не только телом, но и душой? Я призывал ведь только к одному: к следованию элементарным законам - берегитесь одинокого существования, ведущего к вечному покою и сну, никогда не считайте себя удовлетворенной, тотчас же ищите другое наслаждение; не успокаивайтесь на утолении, оно ведет к умиранию эротизма; не называйте блаженством грустное животное спаривание, не отождествляйте идею совокупления с понятием пары.

Он явно был доволен своей речью.

- И не упрекайте меня в том, что я хочу вас ограничить. Как раз я открываю перед вами двери безграничности! Знайте, что ваш кругозор будет необычайно узок, если вы будете желать любви только одного человека. Я не говорил о любви одного, не говорил о любви нескольких, я говорил о любви бесчисленных!

Эммануэль надула губы. На ее лице была мина сомнения, упрямства, отказа. И это почему-то привело Марио в умиление.

- Как вы красивы! - воскликнул он.

Ответа не последовало, он любовался ею в полном молчании, а потом прошептал стихи: 'Если хочешь - полюбим друг друга. Пусть молчат наши губы под поцелуями...'

Словно сбрасывая наваждение, Эммануэль тряхнула головой и улыбнулась. Марио улыбнулся ей в ответ такой радостной, такой сияющей улыбкой, что она, смущенная, удивленная этой метаморфозой, решилась на прямой вопрос:

- Так что же делать?

И он ответил ей новой цитатой:

- 'Оставайся лежать, мое тело, ибо твоя судьба... Наслаждайся насущным, нынешним наслажденьем, не ожидай завтра... Завтра убьет нас...'

- Ну вот, - обрадовалась Эммануэль. - Это как раз то, о чем я говорила.

- Я тоже говорил это.

Она засмеялась: надо же, Марио всегда оказывается прав.

- Но я упоминал при этом много важных деталей, добавил он.

- Даже слишком много, - пожаловалась Эммануэль. - Все эти ваши законы! Я вспоминаю два первых...

- Я только что изложил вам третий - Закон Числа. Умножение - вот важнейшее правило эротизма. И наоборот: там, где ограничение - там эротизма нет. Например, ограничение парой. Я сейчас объясню вам, сколько зла таится в паре.

- Ладно, - уступила Эммануэль. - Пусть пара будет вне закона. Но к чему это приведет? Придется отказываться от любви с одним человеком? Предаваться ей только в трио, а то еще квинтетом, септетом.

- Если хочется, - согласился Марио. - Но не обязательно. Число существует не только во времени, но и в пространстве. И можно не только складывать и умножать, но можно вычитать и делить. В начале этого вечера, мой друг, я кажется рассердил вас, указав способ, которым можно себя делить?

Это напоминание вызвало на ее лице лукавую усмешку, она хотела что-то сказать Марио, но промолчала, и он продолжал:

- Что касается вычитания: наслаждайтесь иногда, споря с вашими чувствами. Заставляйте себя отступать перед ними, прежде чем уступить, прежде чем отдать им в конце дороги роскошный дворец. Пусть длится наслаждение, продлевайте желание. И пьянейте от ваших прелестей только сами.

Давайте полными пригоршнями одним то, в чем вы откажете другим, несмотря на все их заслуги. Тому, кто приготовился томиться по вас месяцами и бороться за вас, как рыцарь Святого Грааля, отдайтесь неожиданно, в первый же день. Тому же, с кем вы давно уже обменивались самыми интимными ласками, отказывайте в 'последнем залоге любви'. Незнакомец пусть берет вас без всякой предосторожности и подготовки, но другу, который с детства воображает в мечтах, как он сладостно проникнет в вас, позвольте излиться только в чашу, сложенную из ваших ладоней.

- Вы ужасны! И вы думаете, что я буду заниматься всем этим свинством? Слава Богу, что вы говорите это в шутку, чтобы посмеяться.

- Да, да, такие слова и говорят для того, чтобы смеяться. Только стыдливость печальна. Но что ужасного в том, что я вам сказал? То, что и руки наши...

- Не говорите глупостей, совсем не это...

- О, тогда хвалю вас! А сколько женщин думает, что только их живот, грудь, губы пленяют и влекут. Но ведь именно руки делают нас человеком! Что, как не женские руки, превращают нас, мужчин, в человека? Мы можем распутничать с ланью или львицей, ласкать, дрожать под их языком. Но только женщина может заставить нас излиться в свои ладони. Именно по своей человечности этот способ должен быть предпочтен всем другим.

Эммануэль кивнула головой, показывая, что она согласна с тем, что все вкусы имеют право на существование. Зачем отнимать у Марио те радости, которые он испытывает, демонстрируя перед ней свой отказ от всего общепринятого? Так вечер станет еще занятней. Но в одном она не торопилась - ей не казалось, что этот закон более важен, чем остальные.

- Всей этой математической лекцией вы, я вижу, стремитесь мне внушить что я должна распутничать с уймой людей - с одним так, с другим этак. Вы не говорите, чтобы я стала покладистой бабенкой, но и не предлагаете мне вместо моего тела обзавестись какой-то бесконечной субстанцией. Вот почему я считаю вас легкомысленным соблазнителем.

- А почему бы вам не разделить между многими, между бесчисленными любовниками тело, которое могло бы насладиться всем? Что вам тут не нравится?

- О Марио! Вы же это хорошо знаете...

Она надеялась, что он правильно поймет это ее восклицание. Но он не захотел пойти ей навстречу, и Эммануэль пришлось повторить вопрос:

- По какой же причине я должна это делать?

- Я уже вам сказал: по причине эротизма. Потому что эротизм нуждается в количестве. Нет большего удовольствия для женщины, чем вести счет своим любовникам: ребенком - по пальцам, в колледже - в ритм занятий и лекций, в замужестве - в тайной записной книжке. И отмечать там особым знаком день, когда к списку прибавляется новое имя: 'Смотри-ка, почти месяц после предыдущего'. Или с притворными угрызениями совести: 'Какой ужас - в одну неделю двое!'. Или радостно, бесстыдно: 'Ура! В эту неделю - ежедневно!'. И, прижавшись к самой близкой подружке, прошептать ей на ухо: 'У тебя дошло до сотни?' 'Еще нет, а у тебя?' 'Да гораздо больше!'. О, радость! Эти сотни, тысячи тел, которые смогло вместить одно ваше тело! И вы сожалеете о тех, кого вам не пришлось узнать. Вспомните определение, которое я дал эротизму, наслаждение экстазом.

- Подождите, - остановил Марио приготовившуюся что-то возразить собеседницу. - Закон количества требует как необходимое следствие другого, против которого вы, я уверен, возражать не будете: надо остерегаться пресыщения. Ведь так легко понять, почему для наслаждения необходимо множество любовников или любовниц - из страха, чтобы ваши чувства не угомонились, никогда не отдавайтесь мужчине, не будучи уверены, что наготове уже находится другой.

- Но ведь это никогда не кончится, - взмолилась Эммануэль. - После одного - другой, потом еще один в резерве?

- А почему бы и нет? - ответил вопросом на вопрос Марио.

- Но ведь есть же предел человеческим силам, - от души рассмеялась Эммануэль.

- К несчастью, - помрачнел Марио. - Но дух может все преодолеть. Важно, что дух вечно неудовлетворен, вечно ненасытен.