вскидывать мешок на спину и бежать с ним – мне не хотелось отстать от остальных. Я представляла, как мы бежим среди ночи, чтобы надежно спрятаться на Принцессе. Мне было ясно: гора – наш единственный союзник. К тем, кто ее знает, она будет добра, но для чужаков станет смертельной ловушкой. И мы получим преимущество. Но если в случае появления федералов мы будем прятаться на горе, то зачем консервировать все эти персики? Мы же не сможем взять с собой на гору тысячу тяжелых банок. Или мы забаррикадируемся в доме и будем отстреливаться, питаясь персиками?

Перспектива отстреливаться от федералов казалась весьма возможной. Через несколько дней отец принес домой более десятка военных винтовок, преимущественно самозарядных карабинов. Тонкие серебристые штыки аккуратно прятались под их стволами. Винтовки лежали в узких оловянных ящиках и были покрыты коричневатой смазкой, по консистенции напоминавшей сало. Винтовки нужно было отчистить. Когда все было сделано, мой брат Тайлер взял одну винтовку и завернул ее в черный пластик, обмотав серебристой клейкой лентой. Взвалив сверток на плечо, он пошел вниз по холму, положил его рядом с красным вагоном и начал копать. Когда яма стала достаточно широкой и глубокой, он опустил в нее сверток. Я наблюдала, как он засыпает сверток землей. Мышцы его бугрились от напряжения. Тайлер до скрипа стиснул зубы.

Вскоре после этого отец купил машину для производства пуль из отстрелянных патронов. Он сказал, что теперь мы сможем продержаться дольше. Я подумала о своем вещмешке, поджидавшем меня в постели, о винтовке, закопанной возле вагона. Машина для пуль меня пугала. Она была очень большой. Отец установил ее в подвале дома. Если нас захватят врасплох, у нас не будет времени, чтобы ее вытащить. Мне казалось, что ее стоит закопать рядом с винтовкой.

Мы продолжали консервировать персики. Не помню, сколько дней прошло и сколько банок прибавилось к нашим запасам, а потом отец рассказал нам продолжение истории.

– Рэнди Уивера застрелили, – дрогнувшим голосом сказал он. – Он вышел из дома, чтобы забрать тело сына, и федералы застрелили его.

Я никогда не видела, чтобы отец плакал, но в тот момент слезы струились по его лицу. Он не вытирал их, и они капали с носа прямо на рубашку.

– Жена услышала выстрел и подбежала к окну с ребенком на руках. И тогда прозвучал второй выстрел.

Мама ахнула, прижала одну руку к груди, другую к губам. Я смотрела на старый линолеум и слушала рассказ отца: младенца взяли из рук матери, лицо его было покрыто ее кровью.

До этого момента мне даже хотелось, чтобы федералы пришли. Мне хотелось приключений. Теперь же я ощутила настоящий страх. Я представила, как мои братья прячутся в темноте, нащупывая потными руками курки своих винтовок. Как мама, уставшая и измученная, ползет от окна. Как я сама лежу на полу, прислушиваясь к резкому стрекоту сверчков в поле. А потом я увидела, как мама поднимается и тянется к кухонному столу. Белая вспышка, звук выстрела, и она падает. Я подскакиваю, чтобы поймать ребенка.

Отец так никогда и не рассказал нам, чем все закончилось. У нас не было ни телевизора, ни радио, поэтому он и сам мог не знать развязки. Последнее, что я помню, это его слова:

– В следующий раз они придут за нами.

Эти слова я запомнила навсегда. Я слышала их в стрекоте сверчков, в звуке переливаемого в стеклянную банку персикового джема, в звяканье металла, когда чистили карабины. Я слышала их каждое утро, проходя мимо старого вагона и останавливаясь над заросшей сорняками ямой, где Тайлер зарыл винтовку. Даже когда отец забыл об откровении из книги Исайи и мама снова стала ставить в холодильник пластиковые бутылки с двухпроцентным молоком, я все равно помнила про Уиверов.

Было почти пять утра.

Я вернулась в свою комнату. В ушах моих стоял стрекот сверчков и звучали выстрелы. Одри посапывала на двухъярусной кровати. Низкий, знакомый звук… Мне захотелось прилечь рядом. Но я забралась на свою кровать, скрестила ноги и посмотрела в окно. Пять часов. Шесть. В семь появилась бабушка. Я видела, как она бродит по своему дворику, каждую минуту оборачиваясь и поглядывая на наш дом. Потом они с дедом сели в машину и покатили к дороге.

Когда машина уехала, я вылезла из постели и съела миску хлопьев, залитых водой. На улице меня встретил козел Люка, Камикадзе. Я шла к амбару, а он пощипывал меня за рубашку. Я прошла мимо тележки – Ричард сделал ее из старой газонокосилки. Помыла свиней, насыпала коровам корма и перегнала дедовых лошадей на новое пастбище.

Закончив с делами, я забралась на вагон и посмотрела на нашу долину. Было легко представить, что вагон катится, все быстрее и быстрее, и вот уже долина оказывается позади. Я часами играла, представляя себе это, но сегодня ничего не выходило. Я повернулась на запад, отвернулась от полей и уставилась на гору.

Весной Принцесса была особенно хороша – елки освобождались от снега, их темно-зеленые иглы казались почти черными на фоне коричневой коры и земли. Сейчас была осень. Я все еще видела Принцессу, но ее было трудно разглядеть: красная и желтая листва умирающего лета скрывала темные очертания горы. Скоро пойдет снег. В долине первый снег наверняка растает, но на горе сохранится, укутывая Принцессу до весны. А потом она снова появится и будет следить за нами.

2. Повитуха

– У вас есть календула? – спросила повитуха. – Еще мне понадобятся лобелия и гамамелис.

Она сидела за кухонным столом, наблюдая, как мама роется в наших березовых шкафчиках. На столе между ними стояли электрические весы. Мама взвешивала на них сухие листья. Была весна. Ярко светило солнце, но утром было довольно прохладно.

– На прошлой неделе я приготовила свежую календулу, – сказала мама. – Тара, сбегай принеси.

Я принесла настойку, и мама упаковала ее в пластиковый пакет вместе с сухими травами.

– Что-нибудь еще? – улыбнулась она, но в голосе явственно слышалась нервозность.

Повитуха пугала маму. В таком состоянии она терялась, вздрагивая каждый раз, когда повитуха медленно, плавно начинала двигаться.

Женщина изучила свой список.

– Пожалуй, все, – сказала она.

Повитухе было далеко за сорок. После одиннадцати родов она расплылась. На подбородке красовалась красновато-коричневая бородавка. У нее были самые длинные волосы из всех, что я когда-либо видела, настоящий каскад цвета мышки-полевки. Когда она вынимала шпильки из тугого пучка на затылке, волосы падали до самых коленей. Тяжелые черты лица, командный голос. У нее не было ни лицензии, ни сертификата. Повитухой она назначила себя сама, и ее слова было более чем достаточно.

Мама стала ее помощницей. Помню, как увидела их вместе впервые и попыталась сравнить. У мамы была

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату