– Она училась, – сказал Тайлер. – А ты знала, что можно обучиться музыке? Если у тебя будет диплом, ты сможешь давать уроки и управлять церковным хором. Даже отец не станет возражать против этого.

Недавно мама купила пробную версию AOL. Я пользовалась интернетом только у Рэнди и только для работы, но, поговорив с Тайлером, включила компьютер и вышла в Сеть. Тайлер говорил, что у университета Бригама Янга есть своя страница. Я нашла ее через пару минут. На экране появилось множество картинок: аккуратные здания из светлого кирпича в окружении изумрудных деревьев, красивые люди гуляют и смеются, под мышками у них книги, а на плечах рюкзаки. Мне показалось, что я попала в кино. В счастливый фильм.

На следующий день я проехала сорок миль до ближайшего книжного магазина и купила руководство по сдаче экзамена в блестящей обложке. Дома я уселась на кровать и стала изучать раздел математики. Я просмотрела первую страницу. Не то чтобы я не знала, как решать уравнения: я не понимала символов. То же самое было и на второй странице, и на третьей.

Я показала учебник маме:

– Что это?

– Математика.

– А где цифры?

– Это алгебра. Цифры обозначаются буквами.

– И как это понять?

Мама несколько минут что-то писала, но так и не смогла решить ни одного из первых пяти уравнений.

На следующий день я проехала те же сорок миль – восемьдесят, если туда и обратно, – и вернулась домой с увесистым учебником алгебры.

Каждый вечер, выезжая из Малада, отец звонил домой, чтобы мама готовила ужин. Для меня это становилось сигналом, я тут же садилась в мамину машину и уезжала. Сама не знаю почему. Я ехала в Ворм-Крик, сидела в театре на балконе и наблюдала за репетициями. Передо мной лежал раскрытый учебник алгебры. Я давно не занималась математикой, и все было мне незнакомо. Я понимала теорию дробей, но плохо справлялась с ними. Десятичные дроби на странице пугали меня до дрожи. Целый месяц вечерами я сидела в театре на красном бархатном кресле и учила основы: как умножать дроби, как обращаться с обратными дробями, как складывать, умножать и делить десятичные дроби. А тем временем на сцене герои рассказывали свои истории.

Я точно знала, какой будет моя жизнь: когда мне исполнится восемнадцать или девятнадцать, я выйду замуж. Отец выделит мне часть фермы, и мой муж построит там дом.

Я начала учить тригонометрию. В формулах и уравнениях я находила странное успокоение. Меня буквально зачаровала теорема Пифагора и ее универсальность – способность предсказать природу любых трех точек прямого угла. Везде. Всегда. Все, что было мне известно о физике, я узнала на свалке, где физический мир часто казался нестабильным, причудливым. Но был принцип, который позволял определить и описать все измерения жизни. Возможно, реальность не столь непредсказуема, как кажется. Может быть, ее можно объяснить и предсказать. Может быть, в ней даже есть смысл.

Трудности начались, когда от теоремы Пифагора я перешла к синусу, косинусу и тангенсу. Я никак не могла понять этих абстракций. Я чувствовала в них логику, понимала, что они рождают порядок и симметрию, но никак не могла проникнуть в их тайну. Они стали воротами, за которыми скрывался мир закона и здравого смысла. Но пройти через эти ворота мне не удавалось.

Мама сказала, что, если я хочу выучить тригонометрию, ее долг помочь мне. Каждый вечер мы усаживались за кухонный стол, исписывали кучу бумаги и рвали на себе волосы. Мы по три часа тратили на одно задание, но каждый полученный ответ оказывался неправильным.

– В школе мне не давалась тригонометрия, – стонала мама, захлопывая учебник. – И даже то, что знала, я давно забыла!

Отец в гостиной просматривал чертежи зернохранилищ и что-то бормотал себе под нос. Я смотрела, как он что-то рассчитывает, меняет углы и удлиняет балки. Хорошего образования отец не получил, но сомневаться в его знаниях не приходилось. Я чувствовала, что, если покажу уравнение ему, он сразу же решит его.

Если бы я сказала отцу, что собираюсь поступить в колледж, он ответил бы, что место женщины – дом, что мне следует изучить лекарственные травы – «Господню аптеку», как он всегда говорил, улыбаясь про себя, – чтобы заменить маму. Он сказал бы еще очень многое – что я хочу поставить знания человека выше знаний Бога. И все же я решила спросить его про тригонометрию. Этими человеческими знаниями он явно обладал, я была в этом уверена.

Я переписала задачу на чистый лист бумаги. Отец не заметил, как я подошла. Осторожно и медленно я положила листок поверх его чертежей.

– Па, ты можешь это решить?

Отец сурово посмотрел на меня, потом взгляд его смягчился. Он повертел лист, взглянул на задачу и начал быстро царапать цифры, кружки и большие дуги. Решение его не походило на решения из моего учебника. Оно вообще ни на что не было похоже. Усы отца топорщились, он что-то бормотал себе под нос. Потом перестал царапать, посмотрел на листок и дал правильный ответ.

Я спросила, как он решил задачу.

– Я не знаю, как ее решать, – ответил он, протягивая мне листок. – Я знаю только, что это – ответ.

Я вернулась на кухню, сравнила чистое, сбалансированное уравнение с хаосом незаконченных вычислений и непонятных каракулей. Необычность страницы поразила меня: отец владел этой наукой, мог расшифровать ее язык и логику, мог ее согнуть, повернуть и выжать из нее истину. Но, как и все, что попадало ему в руки, она превращалась в хаос.

Тригонометрией я занималась месяц. Иногда синусы, косинусы и тангенсы врывались в мои сновидения. Мне снились загадочные углы и головоломные вычисления. Но никакого прогресса я не добилась. Я не могла научиться тригонометрии самостоятельно. Но я знала человека, которому это удалось.

Тайлер предложил мне встретиться у нашей тети Дебби, потому что она жила рядом с университетом Бригама Янга. Я ехала три часа. Стучать в дверь было неловко. Тетя была маминой сестрой, и Тайлер жил у нее, когда учился на первом курсе. Но больше я о ней ничего не знала.

Дверь открыл Тайлер. Мы устроились в гостиной, а Дебби занялась готовкой на кухне. Тайлер решал уравнения с легкостью, записывая пояснения к каждому шагу. Он учился на инженера-механика, был одним из лучших на курсе и вскоре собирался продолжить обучение в университете Пердью. Мои уравнения были для него словно семечки. Но если ему и было скучно, он этого не показывал, а лишь снова и снова объяснял мне принципы. Ворота немного приоткрылись, и я заглянула в