– Ох едрен в три бога господа не мать, начинается, – сказал Викинг в отражение лба.

Пемулис надевал носок и ботинок, наклонившись к уху Полтергейста.

– Это не какая-нибудь фигня. Ты столкнулся с серьезной эмоционо-философической проблемой. Пожалуй, ты правильно сделал, что пришел ко мне, а не стал держать все это в себе с травмическими последствиями.

– Кто-кто к тебе пришел? – Фрир поворачивал широкое лицо туда и сюда. – Это ты пришел в самый разгар хнык-хнык-истерики.

Пемулис попробовал разыграть в воображении сцену, в которой Кейта Фрира перегнули через сетку бедуины в сиреневых тюрбанах и всячески надругиваются, исторгая из него звуки, которые издавал в мучениях литовский исторический ч/б Дж. Глисон. Потлергетсу же он сказал:

– Ведь я помню, как сам столкнулся ровно с той же самой темой, правда, от куда более философизированного облома, чем эмоции.

Фрир бросил:

– Мелкий – только не спрашивай, о чем это он.

Затем вошла пара 16-летних – Г. («Отрава») Рэйдер и низовой игрок славянского происхождения, имя которого было Золтан, а фамилию никто не мог произнести, – и проигнорировала совет Фрира спасать свои шкуры и уносить ноги, потому что добрый доктор Пемулис снова прописал больному себя и готовится выдать пару тирад, и бросили экипировку, и немедленно выдернули свежие полотенца из диспенсера и принялись ими друг друга лупцевать.

– О чем это ты? – спросил Потлергетс.

– Силок захлопнулся, капкан захлопнулся, начинается.

Рэйдер крутанул запястье и завил полотенце для, как он говорил, максимажа боли. Викинг обернулся и сказал, что если почувствует на своей заднице хотя бы дуновение махры, то им капец, обоим. Пемулис доставал ракетки. Юноши-эташники 16 лет были как класс замкнутыми, заговорщицкими, гормональными, стайными. Если ты не существовал в их кругу, то не существовал в принципе. Стратагемы и техники бойкота у них были куда более продвинутыми, чем у 14или 18-летних. (Бойкотировали они, как правило, Стайса, в основном потому, что он жил с Койлом и большую часть времени тренировался с 18-летними, и общался с ними, а также с недавнего времени Корнспана – бойкотировали, – просто потому, что он был дебиловатый и изуверский, и теперь единодушно подозревался в том, что замучил и убил двух бесхозных кошек, обгорелые тушки которых были найдены на склоне пару недель назад на предрассветных пробежках). У них были собственные диалект и шифры, шутки для своих внутри шуток для своих.[278] И в ЭТА только 16-летние лупили друг друга полотенцами, и только год-два, но когда лупили – то не на жизнь, а на смерть: краткая вспышка приверженности стереотипу качков, фаза этакой приматовой страсти к краснозадым узам товарищества в наполненных паром помещениях. Они пребывали в возрасте, когда на уме не вопрос «Что есть ложь?», а скорее «Есть ли я сам?», «Что я есть такое?», «Что все это значит?», и оттого чувствовали себя странно.

Затем засунул голову и гриф 18-Б/В отщепенец Дункан ван Слак, который всегда и везде носил с собой гитару, но никогда не играл, и на вечерних посиделках у кого-нибудь в комнате отказывался сыграть, и подозревался в том, что вообще играть не умеет, и у которого Па, предположительно, был секвенатором ДНК из Саванны с мировым именем, и сказал быстрее идти сюда, а потом исчез прежде, чем кто-либо успел спросить, что там.

– Если бы ты не обращался с вектором запуска как с женщиной, я бы ни за что не решил, что ты готов это услышать, Полтергном.

– Мне вдруг пришло в голову, что в этом и есть истинный дар зануды: талант заманивать в капкан, – говорит Викинг. – Беги же, мелкий.

Потлергетс сморкнулся в сгиб локтя и не вытер его.

Пемулис, который все еще играл исключительно с кетгутом, закрыл в чехлах «Данлоп» на молнию две палки, которые выбрал для игры. Он уперся ботинком с супинатором в скамью рядом с Полтергейстом, огляделся по сторонам:

– Тоддер, верить можно математике.

– Ты слышишь это первым, – бросил Фрир.

Пемулис компульсивно застегнул и расстегнул один из чехлов.

– Кейт, пойди перекури. Тодд, верь математике. Математика – мать и еще раз мать, как следует из названия. Первостепенная предикатная логика. Никогда не подведет. Величины и их отношения. Темпы роста. Критические статистики Бога или его эквивалентов. Когда подводит все. Когда камень скатывается до самого подножия. Когда клянет толпа смятенная. Когда не знаешь, что делать. Всегда можно отступить и перегруппироваться с математикой. Чья истина – дедуктивная истина. Независимая от восприятия или эмоциональности. Силлогизм. Тождество. Modus tollens. Транзитивность. Музыкальная заставка небес. Прожектор на темной стене ночи, за полночь. Поваренная книга небес. Спираль водорода. Метан, аммиак, H₂O. Нуклеиновые кислоты. A и G, T и C. Жуткая неизбежимость. Кай смертен. Математика – нет. А что она такое, слушай: это правда.

– Это говорит человек, который на академическом испытательном хрен знает сколько лет.

Как-то мысленно не срасталась сцена с Фриром и влажным соленым электрохлыстом. Безжелудочной доблести или самочувствия Тенуат так и не прибавил – только сверкающий гул в голове и ноздри шириной с аэродинамические трубы. Пемулис обычно дышал через рот. Викинг поднял ногу, чтобы водевильно перднуть в сторону Пемулиса, чем заслужил ржач со стороны Чиксентмихайи и Рэйдера, которые разделись практически догола и уселись на скамье напротив Пемулиса и Полтергейста, распустив полотенца, наблюдая за парочкой и только время от времени лениво подскакивая, будто чтобы хлестнуть.

– Папа говорит, я не математический ум, – сказал Полтергейст. И снова изза носа послышалось «батебатидческий» и «уд». Чиксентмихайи сделал фальшивый выпад, и тут же настоящий, и снова завертелась и осела махровая буря.

Пемулис расстегнул чехол.

– Аксиома. Лемма. Слушай: «Если одна и та же кривая задана двумя разными уравнениями, которые описывают ее в противоположных направлениях, то интегралы от этих кривых будут равны по модулю, но обратны по знаку». Не «если то при условии сего». Не «если только не передумает лыбящийся коммерческий риелтор из Бордмена, Миннеаполис, в лоферах «Банфи» за 400 баксов». Навечно и навсегда. Как бы отвечает за «а» в «априори». Луч честности в непрогляднейшей тьме, Тоддлепостер.

Раздались голоса и топот ног, будто случился какой-то аврал. Засунул голову Маккенна,