Остальные четверо гневно заверещали. Один бросился за подмогой, трое других принялись стрелять из самострелов. Но их болты, смертельные для кобольда или хобия, лишь застревали в дубленой шкуре циклопа. Единственное уязвимое место этих громадин – глаз, а его Лук-Бату уже выкололи.

Фырдуз молча сжал пальцы Тревдохрада. Именно ради этой кутерьмы он и отравил несчастного. Теперь, пользуясь шумом, они с цвергом выбежали из опечатанной штольни и ринулись к выходному туннелю.

Стражники были целиком поглощены циклопом. Хоть и слепой, он сумел убить еще одного, а последние двое уже не рисковали приближаться.

– Большой! Умри, большой! – вопили они. – Умри скорее!

Но даже в таком тарараме они услышали убегающих кобольда и цверга. Или почуяли. Водя рыльцем, хобий резко развернулся к ним и заверещал:

– Стойте, низшие! Стойте! Не бегите!

Фырдуз и не подумал остановиться. А вот Тревдохрад чуть замедлил шаг. Хобиев осталось всего двое – пожалуй, цверг с киркой сумеет их одолеть… и тут один из них спустил тетиву.

Стрела вошла Тревдохраду меж ребер. Хоть и слепой, хобий подстрелил его, как крысу. Цверг зашатался, лицо его страшно побледнело.

Но сердце все же осталось цело. Пробило только легкое. Уже не помышляя о драке, Тревдохрад развернулся и затопал прочь, превозмогая боль.

Хобии кричали им вслед, стреляли еще, но больше уже не попадали. А гнаться они не посмели – всего вдвоем, оставляя за спиной бушующего циклопа.

Хотя Лук-Бат уже почти и не бушевал. Истыканный стрелами, смертельно уставший, потерявший невесть сколько крови, он медленно умирал. Все еще стоял на ногах, все еще потрясал обрывками цепей, но уже все тише, все слабее.

А на шум бежали другие хобии. Десятки вооруженных до зубов слепых карликов…

Тревдохрад выдернул стрелу еще на бегу. Та не была зазубрена, не была и смазана ядом. Зажав рану просто пальцами, стиснув покрепче зубы, цверг молча топал за кобольдом. Фырдуз бежал без устали – как только хобии разберутся с Лук-Батом, тут же отправят погоню. До той поры надо либо удрать, либо спрятаться.

Лучше удрать. Под землей от хобиев нигде толком не спрячешься. Со своими носами они могут идти даже по совсем остывшему следу. Затеряться можно только там, где много других запахов – нюх у хобиев чуткий, но не тонкий, одного кобольда от другого не отличают.

В большом городе они с Тревдохрадом будут в безопасности.

Этим туннелем редко пользовались. Освещения никакого – цверг шел почти вслепую, ведомый более зорким кобольдом. Фырдуз шарил по стене рукой, перебирал кончиками пальцев по чуть заметным засечкам, указательным рунам. Он ужасно надеялся, что спутник не помрет по дороге.

По счастью, не так уж и далеко было идти. Мифриловую шахту прорыли всего-то в паре часов пути от Суркура, родного города Фырдуза. Сейчас таких шахт везде полно – хобии копают руды жадно, тянут все в свои кладовые.

Однако Фырдуз вел Тревдохрада окольными путями, делая большой крюк. Он избегал основных туннелей, предпочитая боковые веточки, где редко встречались живые. Внимательно слушал и нюхал, но полагался все же больше на зрение – это единственное, в чем кобольд превосходит хобиев. Единственная возможность обнаружить их первым.

Повсюду были патрули, кордоны. Почти все туннели перекрыли рогатками и проверяли каждого, кто входил или выходил.

Но, по счастью, не очень внимательно. Хобии заняли весь Кобольдаланд, вобрали его в свое ханство. Теперь бежать особо-то и некуда. На востоке сплошь только они, на границе с Кободардом стоят их войска, а в Рекулан пойдет только сумасшедший. Ну а все пути Наверх хобии закупорили и сторожат, как щелки своих жен.

Фу. При одной мысли о женах хобиев – этих коротконогих кротихах с усатыми рыльцами – Фырдуза передернуло. После оккупации они тоже стали встречаться в городе – одни пришли с захватчиками, других потом выписали сюда вояки.

Чтобы попасть в город, Фырдуз и Тревдохрад прибились к череде колядовщиков. Сегодня Бриллиантовый Лебедь, последний день лета. Здесь, Внизу, лето и зима не различаются ничем, но Наверху, говорят, зимой сильно холодает, вода замерзает, еды становится мало. Наверное, правда, потому что зимой Верхние и в самом деле привозят куда меньше своей еды – вкусных растений, мяса больших зверей и диковинных сластей.

Поэтому Внизу зимой тоже становится голоднее. Кобольды могут прокормить себя и сами – грибами и съедобными мхами, слепышами и пещерной рыбой. Но без поставок Сверху все одно становится не так сытно, не так лакомо.

Так что конец лета Нижних тоже огорчает.

К тому же завтра Маладис, Злой День. Худший день в году, когда нечисть лезет изо всех дыр и может случиться что угодно. В прежние годы Фырдуз, как и любой нормальный кобольд, на Маладис закупоривался в своем домике, до самого утра сидя тихо и незаметно.

Поэтому накануне многие собираются в череду и обходят вокруг города, распевая псалмы. Хобии сему не препятствуют – они и сами в Маладис лишний раз носу за порог не высунут.

С колядовщиками Фырдуз и Тревдохрад в город и просочились. Ходили те неровно, вразнобой, разделялись в туннелях и снова собирались – так что подсчитать их было нереально. Поди разбери, кто выходил изначально, а кто приблудился потом. Город – он хоть и оккупирован, но все же пока не каторга, какую-никакую свободу хобии его жителям оставили.

Тревдохрад старался держаться. Нельзя было показать ранение. Еще по пути его замотали потуже, Фырдуз залепил дырку влажным мхом – авось пронесет, не почуют хобии запах крови.

Да и со своими же собратьями-кобольдами ухо держи востро. Фискалов среди них хватает. Иные и так уже косятся на Тревдохрада – цверги в Суркуре встречаются, но редко, по пальцам можно пересчитать. И то ладно, что пока никто крик не поднимает, кротов не кличет.

Огромен город Суркур. Фырдуз за свою жизнь-то попутешествовал, побывал и в Лате, и в Пордоре, и в Накрине, и еще в паре подземных городов, но ни один не был и вполовину так же велик, как древний Суркур. Шутка ли – двадцать пять тысяч жителей! Фырдуз уже предвкушал, как разинет рот цверг, как станет изумленно таращиться.

Не разинул. И таращился не изумленно, а равнодушно, даже с каким-то презрением.

Хотя посмотреть-то ведь было на что!

Потолка вообще не видно. Гигантская пещера в форме чаши с высотой аж триста локтей! Вдоль стен – бесконечная спираль-дорожка с десятками висячих лесенок и канатов, а на ней – тысячи нор, тысячи дверец. За каждой – кобольды, за каждой кто-нибудь живет.

Это и есть главная площадь Суркура… или, вернее, это и есть Суркур. Есть еще узенькие улочки-отнорки, но там мало кто селится. Да и самих их мало – десяток, может, едва ли сверх того.

Зато на великой спиральной площади всегда толкотня и суета. Куда ни глянь – кобольды. Все что-то роют или что-то