– Чем зарабатываешь? – спрашивает. – Откуда деньги на вещи?
Я сижу перед ней и понимаю, что тупо ответить мне нечего. А она продолжает:
– Есть такое подозрение, что ты всю эту одежду воруешь.
Я сижу, слушаю, думаю про себя: «Неужели спалили где-то по камерам?» – и молчу, как партизан. Она дальше разговаривает, как будто сама с собой. Тихим таким голосом, ласковым:
– Гоша, рано или поздно мы все это узнаем, своровал ты или нет.
И тут у меня начинает темнеть в глазах.
– Простите, можно я встану? – смог еле-еле промямлить. – Что-то мне плохо.
– Да-да-да, конечно, постой.
С чего я взял, что мне встать надо? Обычно, когда плохо, люди, наоборот, садятся или ложатся. Я только поднялся, и все. В глазах у меня потемнело. Шатаясь, подошел к креслу и упал на него. А в кресле лежал дурацкий ватман, какой-то наполовину нарисованный плакат – к 23 февраля в баторе готовились. И вот я лежу как труп, в глазах абсолютный мрак, но при этом все слышу. Старшая воспитательница успокаивает эту даму из ПДН.
– Да вы не переживайте, он у нас театральный мальчик, – она ко мне оборачивается: – Гоша, вставай! Еще нарочно ведь упал на плакаты!
Я лежу, не могу даже пошевелиться, не то, что встать – силы как будто из меня все выкачали. Но при этом чувствую, что меня опять распирает от смеха из-за этих плакатов, и думаю: «Только бы не заржать!» Я так и не понял, поверили они, что я на самом деле в обморок грохнулся, или подумали, что я их разыгрываю. Но медсестру все-таки вызвали. Она пришла, сунула мне под нос ватку с нашатырным спиртом. Я все еще лежу в отключке, только думаю: «Как же паршиво пахнет». Она мне еще раз сует этот спирт, а у меня только одна мысль, что надо как-то начинать шевелиться, а то она меня этой ваткой просто убьет. В общем, начал двигаться, кое-как встал. Дальше я не помню, что делал и говорил, но они меня отпустили.
А потом, через несколько дней, я как раз и вляпался с этой курткой. Первый раз собрался украсть «под заказ», не для себя. И сразу попал. В общем, охранники меня схватили, завели в комнату, похожую на кладовую – там лежали всякие вещи, стол стоял, пара стульев. Со мной остался начальник охраны, один охранник и еще кто-то вокруг суетился – то ли менеджер зала, то ли кто. Они достали из моего рюкзака украденные вещи. И вот тогда я сильно пожалел, что взял еще и эту гребаную шапку. Без нее сумма ущерба была бы не такой трагичной.
– Ну и зачем тебе это надо? – начальник смотрел на меня с любопытством.
– Носииить, – я чуть не плакал от ужаса.
– Место жительства называй. Паспорт с собой?
– Нееет.
Начали допрашивать, задавать кучу вопросов. Наконец добились ответа на вопрос, откуда я.
– Я из детского доооома.
– А, – начальник охраны хмыкнул, – снова детдомовские. Мы вас тут часто ловим. Заколебали уже.
– Пожалуйста, – я попытался давить на жалость, – только не звоните в детский дом, пожаааалуйста!
Начал плакать, петь привычную песню о том, что нас плохо кормят, плохо одевают, поэтому я ворую. Мне казалось, что удалось их разжалобить и теперь все будет норм. По крайней мере, охранник уже смотрел на меня с сожалением, я даже подумал: «Все, выигрыш! Сейчас отпустят». Но начальник охраны оказался непробиваемым. Хладнокровный сукин сын.
– Все, хватит комедий. Давай номер телефона воспитателя. Или кто там у вас есть?
– Не знааааю, – я продолжал перед ним играть, – у меня нет телефона.
– Говори номер детского дома.
– Нет! Если вы позвоните им, когда я туда вернусь, меня будут бить.
– Да никто тебя бить не будет! – он реально оказался железным, этот мужик.
Так и не отстал от меня, пока я не признался. Промямлил еле слышно номер своего детского дома.
Они посмотрели в Интернете, нашли номер телефона директора и стали звонить. Пока шли длинные гудки, я молился, чтобы трубку взял сам директор – Виктор Яковлевич. Он всегда был нашим спасителем и защитником, он бы что-то придумал, как-то договорился, но вышло наоборот. На звонок ответила Лариса Петровна, заместитель директора.
– Кто, Гынжу? – она даже не задумалась. – Да он без конца ворует. Вызывайте полицию!
– Но вы же понимаете, – начальник от неожиданности притормозил, – это суд и тюрьма. Тут сумма большая.
– Да? Ну, если не хотите возиться, просто выбросьте его в окно, – она разозлилась, – этот Гынжу уже всем своими выходками надоел.
Начальник охраны положил трубку. И несколько минут молчал, переваривая информацию. Похоже, даже для него это было слишком.
– Пиздец у вас директор, – заключил он.
– Это не он, – я поспешил защитить любимого директора, – а заместитель. Теперь-то вы понимаете, насколько у нас все жестко?
На мгновение мне опять показалось, что все получится – и на этот раз тоже пронесет. Но нет.
– А на фига ты воруешь? – начальник пришел в себя и продолжал гнуть свою линию.
Они все-таки позвонили в полицию.
– Все, сейчас полиция приедет. Жди!
Вот тут я уже потерял всякую надежду, понял, что оказался в полной жопе. Прошло совсем немного времени, и приехал наряд. Они сделали опись украденного товара, сумма была больше 10 000 рублей. Составили протокол, взяли показания у свидетелей. Я все это время дрожал, как осиновый лист, даже зубы стучали – словно выбивали барабанную дробь.
– Теперь поехали в отделение.
И меня повезли. А в отделении все началось сначала – допрос, протокол, подписи, свидетели. Я, конечно, понятия не имел, что меня по возрасту еще не могут допрашивать без законного представителя, без педагога или психолога. Это я только потом, когда в суде сидел, узнал. Да и представитель из детского дома все никак не ехал, хотя менты, вслед за начальником охраны магазина, тоже звонили в батор несколько раз. И только под вечер, к концу рабочего дня за мной приехала воспитательница. С того момента, как в первый раз позвонили в детский дом, до момента, как за мной прислали, прошло не меньше шести часов. Она меня забрала с собой. В детском доме со мной опять провели профилактическую беседу: «На фига ты воруешь?» и так далее. Директор вроде уже тоже был в курсе, но сам он меня не вызывал на ковер.
Ну, и все. Несколько месяцев после этого я ходил по судам. Вот эту часть своей жизни я запомнил совсем плохо – она как в тумане. Даже не могу вспомнить, сколько раз проходили заседания по моему делу в этом Измайловском суде. В башке все смешалось. Помню, что точно их было несколько – то директор магазина не мог приехать, то еще кто-то, – и тянулось это все с февраля до мая. Со мной всегда ездила наша воспитательница Елена Васильевна,