Потом поворачивается ко мне:

– А ты, Гынжу, не получишь ряженку, – еще таким голосом загробным, как будто сообщает, что я к казни приговорен, – иди к себе!

В общем, ржали мы над ней бесконечно. Наказание ряженкой это уже вообще было днище, просто полная фигня. От бессилия. От того, что она не могла ничего с нами сделать – ни к порядку призвать, ни по-человечески попросить. Для этого нужен авторитет, а у нее, как и у большинства питалок, ничего подобного не было. Может, она и сама это в конце концов поняла. И в один прекрасный день уволилась.

И вместо библиотекарши пришла Наталка. Вот с ней мы как-то сразу нашли общий язык. Несмотря на то что она постоянно угорала надо мной, позорила меня. Она думала, что это у нее такие удачные шуточки. Но на самом деле мне это было неприятно, даже обидно.

– Застала Гынжу обнаженным у Юльки, – докладывала она моим друзьям, – что ты там делал? Домогался до нее?

– Да, – говорю, – домогался.

– А, ну успехов!

Такая она пофигистка была. В общем, я ее сразу стал звать «Натахой», потом вслед за мной и остальные тоже. Или «Натулей» еще.

– Натуль, а Натуль, иди сюда! Я навел порядок! Я убрался!

Она меня всегда палила в женской комнате. Наступал отбой. Я сначала слушал радио или копался в инете – брал у Некита телефон, своего у меня тогда не было – потом прислушивался. Вроде никто уже не шастает, время около полуночи. И я, такой, вылезал из кровати, шел к девчатам. Сначала в одну комнату заходил, потом – во вторую. В одной спала Маха, она просто была моей лучшей подругой. Мы с ней просто общались, безо всякого там. Только два раза за все время мы с ней поцеловались, и то по пьяни. Причем она сама полезла ко мне. А я такой: «О, неожиданный поворот! Ну ладно, че, иди сюда». Но первый поцелуй у нас с ней был фууу, не получился. Эта Маха, кстати, однажды так напилась на свой день рождения, что попала в реанимацию. Алкоголь им тогда поставлял Иван, а у директора в кабинете одна дура говорила, что это я им выпивку принес и всех споил. Стояла и истерила:

– Это все из-за Гынжу! Если бы не ты, Гынжу, этого бы не случилось!

И я сначала слушал, терпел – привык уже, что на меня такие ситуации сваливают. Думаю, есть же бумеранг, вернется к ней. Но потом просто не выдержал. Это такая ложь была! Наглая. Я психанул, начал на нее матом орать при директоре. Он, бедный, аж покраснел до корней волос.

– Гоша, Гоша, успокойся!

Я продолжаю, не могу остановиться.

– Георгий! Придите в чувство!

– А я не могу прийти в чувство! – орал я. – Вот на фига она так нагло врет?! Я только купил один маленький коньяк! Все остальное они сами организовали.

Она еще пуще зарыдала. И я тоже стою и плачу, потому что ненавижу несправедливость. Устроили мы там концерт. Я перед директором нашим реально преклоняюсь – как он всех нас терпел? И ведь с каждым уважительно, вежливо. Всех воспитанников знал, постоянно нас защищал, а мы только и делали, что косячили. Один раз, по слухам, его какой-то старшак чуть в окно не выбросил. И то он его потом защищал. Ну а питалки – да, разные у нас были, всем голову свою не приставишь. И потом – детей сто человек, борзые подростки в основном, сотрудников не меньше, и каждый со своими тараканами.

Но это я отвлекся. В общем, когда я приходил в комнату к Насте и Юле, то сначала к одной в кровать ложился, а потом переходил ко второй, и с ней тоже развлекался. Всегда по очереди. Конечно, никакого секса там не было – так, поцелуйчики невинные, шмыры-пыры. Но с Настей у меня было больше и чаще, чем с Юлей. С Юлей мы только несколько раз петтингом занимались, а в основном просто лежали и обнимались. Но один раз у нас с ней был очень яркий, я его до сих пор помню. В ту ночь Настя спала. Я к ним, такой, прихожу и спрашиваю:

– Девчат, вы спите?

Никто не отвечает. Я опять:

– Девчат, вы спите?

И тут Юля голос подает:

– Настя да, а я нет.

– Окай! Привет!

Я залез к ней в кровать, полежал немного, начал потихоньку гладить ее, щупать повсюду. Потом предложил ей спуститься, прошептал на ушко:

– Давай под кроватью продолжим.

– Давай.

И мы перебрались под кровать. Постелили на пол одеяло и сначала просто лежали молча, а потом снова начали трогать друг друга. Я ее гладил, забирался рукой в пижамные штанишки. Она в ответ тоже ко мне тянулась. Залезла своей ладошкой мне под пижаму. Но почему-то я был не уверен в себе, так и не решился в тот раз ее поцеловать. Ступил. Лежал и думал: «Вот сейчас подходящий момент, можно будет ее засосать», а сам целовал только в лоб, глаза, щеки.

– Спасибо, облизал! – она на меня за это обиделась. Наверное, ждала, когда я ее нормально поцелую. А на меня какой-то ступор нашел.

Потом было так стыдно, что я не решился ее в губы поцеловать! Но несколько лет спустя мы с ней, кстати, наверстали. Какое-то время даже мутили.

А с Настей у нас было больше всего. И в кровати, и под кроватью, и в туалете, и к стенке я ее прижимал. И даже – сам не могу поверить – за сценой перед концертом. Она была такая миленькая, в русском народном платьице, в своем дурацком кокошнике. И я тоже в сценическом костюме – вот прямо так, перед выступлением мы и умудрились заняться петтингом. Но, несмотря на бурные ласки везде, где можно и где нельзя, сексом мы с ней так и не занялись. А жаль. Я бы очень хотел. Конечно, когда мы встречаемся в общих компаниях, можем пообниматься, пососаться, но дальше этого дело никогда не идет. Настя, кстати, как и Некит, оформляет документы в Италию – планирует навсегда переезжать. Она тоже ездила туда каждое лето, все время в одну и ту же семью. Но как же я в нее был влюблен! Добивался эту девочку, просто пипец как. Но она параллельно мутила с одним парнем – он ей нравился – а со мной только петтингом занималась, и все. Даже в поцелуях мне постоянно отказывала. Я – раз – к ее губам, а она ускользает. Позволяла мне целовать ее только в шею. Я, конечно, страшно обижался и очень злился.

– Ты нормальная вообще?! – вскипал как чайник после очередных ее уверток. –