– Иван Саныч, Иван Саныч! – испуганно затараторила Тома.

– Чего? – недовольно буркнул тот.

Пришлось изображать божьего одуванчика. С училками этот фокус бы не сработал, а мужика разжалобить легче.

– Там кто-то ходит… На улице… Я выглянула в окно… Иван Саныч, мне так страшно… Вчера показывали в новостях, что в Твери орудует маньяк… Пожалуйста, посмотрите, я вас умоляю!

– Какой маньяк, у нас ворота заперты, – небритое помятое лицо окатило ее вонью нечищеных зубов.

– Ну, пожалуйста! Он заглядывал в окна!

– Ладно, – охранник закряхтел и сел. – Но если это ваши приколы…

– Какие приколы в шесть утра!

Иван Саныч встал, потер поясницу и заковылял на свой пост, к мониторам видеонаблюдения. Тома подхватила директорский ключ с крючка, сжала в кулаке за спиной. Охранник поворчал, вернулся досыпать, и она смогла подняться наверх.

Там, оглянувшись по сторонам, Тома проникла в кабинет, не веря, что все вышло так просто. Может, давно пора было это сделать? И просто сбежать отсюда? Взгляд суетливо метался по шкафам. С чего начать? За стеклом какие-то книги – больше для красоты, чем для чтения. Сувенирные фигурки, дипломы, герань… В столе? Вряд ли. Места не хватит. Распахнула нижние дверцы книжного – картонные коробки, конфеты… В раздумье опустилась на корточки и увидела железную тумбу в углу у окна. Самое то, вот только замочные скважины на ней – не к добру. Заранее ни на что не рассчитывая, Тома все же подошла и дернула ящик. Другой, третий… Так и есть. Все заперто.

Кусая губы, она пыталась сообразить, где ключи. На столе в канцелярской подставке среди прочей мелочовки лежали скрепки. А если попробовать?.. Но тут за дверью раздался голос директрисы. Откуда она здесь в такую рань?!

Тома понимала, что в сказку вроде «заблудилась» или «зашла случайно» никто не поверит. Нужен был достоверный повод. Схватила первую попавшуюся коробку конфет и нарочито плохо спрятала ее под пижамную футболку.

– Я что, не заперла вчера?.. Проходите, пожалуйста, – Валентина Семеновна пропустила вперед вчерашнюю гостью. – Корсакова?! Что ты здесь делаешь?

– Ой, простите… Я… случайно… А почему вы так рано?..

– Спрашивать буду я! Ну-ка, что это у тебя?

– Ничего…

– Доставай сейчас же!

Тома, опустив глаза, вынула красную коробку с нарисованными розами.

– Так… Воруем, значит. Анна Леонидовна, извините, что вам пришлось это увидеть. Но я даже рада: подумайте еще раз, стоит ли…

– Я уже приняла решение, – твердо перебила директрису посетительница. – Тамара сегодня же уедет со мной.

– Валентина Семеновна, простите, меня пригнали к вам за драку, – девочка с отчаянием взглянула на Анну Леонидовну. – Было не заперто, и я подумала, что хорошо бы угостить всех на прощание…

– Тебе же подарили вчера конфеты!

– Я их съела ночью! – выпалила Тома. – Все равно бы не хватило…

Начальница интерната в нерешительности переводила взгляд с девочки на богатую кандидатку в опекуны.

– Ладно, Тома. Иди собирай вещи, – наконец произнесла она. – Что хоть за драка?

– С Осиповым.

– Из-за чего?

– Ну… Как обычно.

Тома изо всех сил гипнотизировала взглядом вчерашнюю незнакомку. Ну же! Я не такая! Только не отказывайтесь, не уходите… Скажите еще раз, что не передумаете!

– Бог с тобой, – махнула рукой директриса. – Иди, не хочу ругаться напоследок. Но вам, Анна Леонидовна, я бы советовала хорошенько…

Тамара не стала дослушивать до конца. Отныне эта красивая, элегантная женщина будет считать ее воровкой. Наверное, станет прятать от нее свои украшения. Странная она все-таки. Зачем ей такая проблемная девчонка?

Соседки уже не спали после утреннего скандала. Как только Тома появилась на пороге, разговоры стихли, и все повернулись к ней.

– Что было? – не удержалась Лиза Тимохина.

– Ничего, – буркнула Тамара. – Меня забирают.

Ей до последнего не хотелось произносить это вслух. Как будто скажешь – и все исчезнет, окажется выдумкой. Она так и видела, как торжествующе вопит Осипов: «Ха-ха, ты правда думала, что кто-то тебя возьмет?»

– Да ладно! Менты, что ли? Из-за драки?

– Не менты. Опекунша.

Тишина. Скрипнув дверцей, Тома открыла шкаф и принялась быстро выгружать одежду, чтобы никто не видел, как дрожат ее руки. Это заняло от силы минуту. Ну и в тумбочке еще несколько книг, кислотно-зеленый заяц и тетради. Щедрые благотворители редко совались в эту дыру.

– Ну вот, – она, наконец, обернулась, чересчур бодро улыбаясь. – Ни у кого нет пакетика?

– Слушай, я так за тебя рада, – Лиза первой пришла в себя. – Просто так неожиданно… Поздравляю, и вообще.

– Удачи тебе. Не забывай нас. Держись там, – посыпались разрозненные напутствия.

– Угу, – кивнула Тома. – Лиз, можем поговорить?

– Сек, – соседка обулась.

Они пошли в дальний конец коридора, чтобы наверняка оторваться от любопытных ушей. У подоконника с субтильными цветами, свесившими вниз длинные бледные листья, Тимохина остановилась и вопросительно взглянула на подругу.

– Раз уж я уезжаю… Пока никто не передумал… Ну, кроме тебя, тут ко мне вроде как никто нормально не относился… Короче, хотела тебе кое-что отдать, – Тома протянула Лизе потемневший от времени ключ.

– Что это?

– От подсобки трудовика. Там табуретки старые, столярка… Барахло одно. Он там редко бывает. Если надо будет где-то отсидеться…

– Так вот где ты пропадала! А я все думала: может, в туалете или с мелкими… Спасибо.

– Только ты это… Не говори никому. Ну, чтобы место не профукать, – Тома замялась, не зная, что делать дальше.

– Ты что! Такая вещь! Только у меня для тебя ничего нет.

– Ерунда, – Тома неуклюже похлопала Тимохину по плечу, но та полезла обниматься.

Ощущения были странными: Тамара ни к кому не была так близко, как сейчас. Ну кроме драк. Она замерла, но потом все же сомкнула руки у Лизы за спиной. Обе чувствовали себя неловко, поэтому объятия длились недолго. Тимохина отлепилась первой, благодарно кивнула и, не оборачиваясь, вернулась в спальню.

Тома растерянно смотрела ей вслед. Каждый детдомовец мечтает о моменте, когда его заберут из ненавистных стен. У Тамары было вдвое больше причин бежать отсюда, сверкая пятками. И она совсем не ожидала, что перед отъездом вдруг почувствует что-то похожее на сожаление.

– Уже попрощалась? – Из раздумий ее вырвал мягкий женский голос.

– Анна Леонидовна? Пора идти? – выпалила Тома, не давая собеседнице шанса пойти на попятную. – Я готова. Только переоденусь в уличное.

– Нет-нет, не торопись. Мне нужно еще уладить кое-какие дела с документами. Я знаю, что произошло утром. Почему ты ничего не сказала про огонь?

– Стукачей бьют.

– Кого? – Анна Леонидовна наморщила лоб.

Боже, неужели она настолько рафинированная, что даже слова этого не знает?!

– Ну ябед. Тех, кто жалуется.

– Ясно. Что он сжег?

– Вашу книгу. Я не успела прочитать.

– Не страшно. Что еще? – допытывалась опекунша.

– Ну… фотографию моей мамы. Единственную.

Тома настороженно наблюдала за выражением лица Анны Леонидовны. Зачем она выспрашивает? Ищет повод отказаться? И если это проверка, то что говорить?

– Ты поэтому была в кабинете? – поинтересовалась та. – Я сразу не поверила в историю про конфеты.

– Да. Хотела стащить личное дело. Долгая история. Вы не волнуйтесь, я не воровка, – Тома заглянула женщине в глаза. – Не собираюсь тырить у вас деньги и все такое.

– Я верю. А ты не думала просто попросить?

– Давно как-то. Она выдала только эту