Борис стоял и смотрел на воинов своего отца. На их шеях блестели кресты, а в глазах читалась доблесть язычников. Они желали предать город своего покойного князя огню и вынести оттуда всё до последнего серебряного. Борис был против такого, так как Киев был им любим и киевляне любили его. Борис видел своё государство совсем иным. Таким, как рассказывал его друг Георгий, таким, каким была Византия. Воины должны служить своим городам, где живут их семьи, защищать церкви, в которых они молятся, а не искать золото в чужих землях. Золото само придёт, если начать торговать, начать возделывать землю и выращивать скот, если мужи не будут гибнуть в битвах в далёких странах, а заниматься мирными делами и ремёслами.

– Воины, – громко сказал князь Борис, – могу ли я поднять руку на старшего брата? Он будет мне вторым отцом!

После этих слов князя воцарилась тишина. Никто не произнёс ни слова. Борис повернулся и пошёл в свой шатёр. Георгий последовал за ним.

Оказавшись в шатре, князь Борис посмотрел на Георгия, словно ожидая поддержки. Грек сел рядом с Борисом на походную постель.

– Князь, воины в твоих словах услышали только слабость, но ангелы Господни услышали невиданную силу. Но что ты будешь делать, если дружина уйдёт от тебя?

– Не уйдёт. На всех них надет крест, но сейчас дьявол застлал их разум и превратил их в диких зверей, которые только и мыслят, что о крови и о наживе. Я люблю Киев и не могу предать его огню. Этот город с любовью возвышал мой отец, а я должен его предать разграблению? Нет.

В шатёр вошёл воевода Ляшко и, поклонившись князю Борису, сел рядом.

– Князь, – проговорил воевода, – воины сейчас не совсем понимают твои слова. Пока что всё можно исправить. Выйди к ним и поведи их на Киев. Да, Киев будет разграблен и кто-то погибнет, но так было всегда. Умрут сотни людей, но на этом бойня закончится. Никто, кроме, пожалуй, Ярослава Хромого, не сможет тебе противостоять, и все склонятся перед тобой. С Ярославом ты сможешь договориться, если не хочешь войны. Пролей кровь сотен ради спасения тысяч.

– Знаешь, Ляшко, – ответил князь Борис, – каждая капля крови на небе оплакивается. Знаешь, о чём больше всего переживал отец? О том, что убил своего брата Ярополка.

– Святополк назвал себя сыном Ярополка, а не твоего отца. Он тебе не брат. Убей его и уничтожь змеёныша, которого не успел задавить твой отец. Недаром он его заточил в темнице.

– Нет, – твёрдо сказал Борис, – если я начну проливать кровь, то уже не смогу остановиться, а я мыслю построить такое государство, где все будут жить в мире и спокойствии.

Боевода Ляшко грустно улыбнулся.

– Князь, думаю, такого государства в мире не существует. Прости, но если ты не изменишь своего решения, то ты обречён.

В это время тишина в стане сменилась ропотом. Воины разошлись по своим кострам, но со всех концов слышались неодобрительные голоса. Бояре Талец и Елович стояли чуть в стороне от княжеского шатра. Старые ближники князя Владимира были разочарованы.

– А знаешь, мы с тобой сейчас просчитались! Не с тем мы князем, боярин Елович, жизнь свою связали. Конечно же, Борисом нам управлять легче, но чую я, что надо нам поскорей к Святополку идти.

– А что мы ему принесём в дар? С пустыми руками, что ли, прийти?

Боярин Елович указал на воинов, которые роптали возле костров.

– Вот их мы и приведём к князю Святополку. С ними нас любой князь примет!

– Может, так даже лучше, боярин, – отозвался Талец, – сейчас медлить нельзя.

Талец подошёл к костру, у которого собрались около тридцати воинов. Днём стояла жара, а вот ночью привыкшим к теплу людям было холодно.

Воины расступились, давая боярам пройти к огню. Люди их хорошо знали. Ближники покойного князя были уважаемы в дружине.

– Воины, – громко произнёс боярин Талец, – посмотрите на вон тот шатёр. Там в нём плачет сын князя Владимира. Я думаю, что его отец на небе плюёт на него, так как истинный его наследник, не дрогнув, пошёл бы в бой, но кажется мне, что князь Борис лишь внешне похож на него, а по духу не его сын. Истинный сын Владимира – князь Святополк! Он не жаден, он храбр, он силён. С таким князем мы быстро стяжаем славу. Может, он и называет себя сыном Ярополка, но я скажу вам точно только одно – он внук Святослава Неистового и рядом с ним мы вновь будем стоять под стенами Царьграда!

Воинам понравилась речь боярина. Послушать ближника князя Владимира подходили всё новые и новые люди.

Боярин Елович, понимая, что если и дальше молчать, то потом Талец скажет, что именно он привёл дружину в Киев, тоже обратился к дружинникам.

– Борис слаб духом. Ему бы удалиться от мира в монастыре, а не править нами. Мы народ воинов и не хотим служить монаху. Святополк – вот истинный государь! Какая разница, по какому обряду молиться Богу? – продолжал Елович. – Хитрые греки обманули нашего князя Владимира и крестили его по своему обряду, боясь, что мы сокрушим их царство. Святополк сможет это сделать! Мы больше не будем связаны по рукам и ногам одной верой.

– Ты, кажется, забыл, боярин, – перебил Еловича воевода Ляшко, который, услышав голоса и увидев, что воины собрались и слушают старых ближников Владимира, подошёл к ним, – что у князя Владимира не два сына. Почему ты хочешь вести людей в Киев служить Святополку, когда можно взять его на щит под рукой у Ярослава Хромого?

На самом деле всё было достаточно просто. У бояр в Киеве были срублены терема и нажито немало богатств. Им было не с руки, чтобы город был разграблен кем бы то ни было. Пусть лучше огню будет предан весь мир, но Киев останется нетронутым.

– А потому, что Ярослав Хромой жаден! Он даже отцу отказался платить – думаете, он вас уважит? Да как бы не так, – закричал Талец, – у него своя новгородская дружина, а у Святополка только вы.