– Это приливные двигатели, – сказал волшебник. – Шары, изготовленные из чистого дюрамантия, вращаются в кардановых подвесах под воздействием статического электричества, накапливаемого парусами.

Клэй в жизни не слыхал о приливных двигателях, понятия не имел, что такое кардановый подвес, и считал, что дюрамантий – металл, выдуманный торговцами нарочно для того, чтобы содрать с простодушного покупателя вдесятеро больше за обычный меч.

– Короче, волшебство, – пробормотал он.

– Не совсем, – хохотнул Муг. – Но в общем похоже.

Восемь дюжих каскарцев, в латных юбках из бронзовых пластин и в ременных сандалиях со шнуровкой до колен, внесли нармерийский паланкин на вершину холма. Северян, особенно светловолосых и ясноглазых, нармерийские аристократы с удовольствием нанимали в личную охрану и платили им баснословное жалованье, однако на эту службу соглашались лишь изгои или преступники. Вот и сейчас телохранители султаны опустили паланкин на землю и замерли, стараясь не встречаться взглядом с Первым Защитником. Таинственная владычица самого южного государства осталась сидеть в паланкине, не откидывая завес, а три ее министра в узорчатых одеяниях что-то приглушенно обсуждали, потряхивая бородами, заплетенными в косицы.

Ближе к вечеру на поле древнего сражения наконец-то появились картейцы, верхом на выносливых степных лошадях. Когда они поднялись на вершину холма, желто-синие знамена Верховного Хана, уныло поникшие на равнине, заполоскались под холодным осенним ветром.

– Моя королева! – обратился к Лилит всадник во главе процессии – очевидно, сам Оболон-хан. – Взгляни, как при виде тебя гордо взметнулся мой стяг!

Воины-степняки в свите хана надсадно захохотали, а королева, как ни странно, удовлетворенно улыбнулась. Клэй перевел взгляд с Матрика на телохранителя ее величества, которого за завтраком она называла Локаном, пытаясь сообразить, кого больше задело замечание хана.

Оболон-хан спешился с легкостью человека, встающего со стула, и в сопровождении двух воинов – из Вороновой стражи, если верить черным крыльям, вытатуированным под ключицами, – неторопливо прошествовал к агрийцам. У всей троицы глаза и переносицы приплюснутых носов пересекала широкая полоса сажи; на плече у каждого висел роговой лук, а на поясе – сабля без ножен.

Оболон-хан был мал ростом, но крепко сложен и широкоплеч; четко очерченные мускулы массивного торса свидетельствовали, что хан любит пировать чуть меньше, чем воевать и скакать верхом. Руки хана, как и у воинов его свиты, были исполосованы боевыми шрамами и покрыты темным загаром; Оболон брил голову и щеки, а вот на ханском подбородке дурацким пучком топорщилась реденькая прядь. «Ну что за глупость», – решил Клэй.

Раскосые глаза с тяжелыми веками казались ужасно знакомыми, но Клэй никак не мог сообразить, встречался ли он с ханом прежде. Тут справа от него Гэбриель шумно втянул в себя воздух и изумленно прошептал:

– Охренеть… а ведь толстяк-то…

Клэй наморщил лоб. «Что за толстя… Ох, преблагая Весенняя дева, спаси и сохрани…» Как только до него дошло, что имеет в виду Гэбриель, Клэй с трудом удержал челюсть на месте. Хан степняков, повелитель картейских племен, явно был настоящим отцом Керрика, которого Матрик считал сыном. «Теперь понятно, почему Матрик на дух не выносит Оболона, – подумал Клэй. – Что ж, остается только надеяться, что на совете они будут вести себя цивильно».

Оболон остановился перед королем Агрии и раскинул мускулистые руки, будто готовясь к объятьям:

– Король Матрик, старина! Какая встреча! Давненько мы с тобой не виделись. Как там мой сын?

«Или не будут», – со вздохом подумал Клэй.

Косматые брови Муга, который стоял слева, всползли на самую макушку.

Гвардейцы в свите короля украдкой переглядывались. Матрик твердо сжал губы и натянуто улыбнулся:

– Я что-то не пойму, о чем ты.

Оболон-хан невозмутимо продолжил:

– А жрет как в прорву, правда? У нас в роду все такие. Так что ты теперь не сможешь охранять свои границы от наших набегов, потому что все деньги потратишь на прокорм моего ублюдка…

Матрик усиленно делал вид, что не обращает внимания на слова хана, хотя королевские пальцы дрогнули, словно смыкаясь на рукоятях кинжалов; впрочем, кинжалов при нем не было, во всяком случае на виду; вдобавок, если королю захотелось бы кого-нибудь продырявить, его гвардейцы озаботились бы этим с превеликой радостью.

– Ух ты, а это что за жеребец? – Оболон-хан, гаденько ухмыляясь, окинул взглядом напыжившегося телохранителя Лилит. – Похоже, вскоре в нашем счастливом семействе ожидается прибавление…

Локан, у которого гордости было гораздо больше, чем здравого смысла у Матрика, обнажил меч.

Оболон-хан зарычал и схватился за саблю.

Матрик, который все-таки оказался при кинжалах, завертел их в пальцах.

В следующее мгновение воины Вороновой стражи нацелили стрелы на противника, Маладан Пайк и его бойцы-северяне, облаченные в шкуры, занесли топоры, а наряженные в шелка пираты Этны Доши выхватили из ножен скимитары. Светловолосые телохранители султаны направили длинные копья и пронзительные взгляды на всех, включая Клэя и его приятелей, которые – одни из немногих на Острове – вообще не были вооружены.

И тут владык и владычиц Грандуаля накрыла тень виверновых крыл.

Глава 13

Герцог Крайнийский

Однажды Клэй пытался объяснить жене, в чем разница между виверной и драконом. Пришлось признать, что оба чудовища слегка смахивают на пресмыкающихся и покрыты блестящей чешуей, прочной, как металл. У обоих острые как бритвы клыки и когти, способные пробить железный доспех насквозь, будто яичную скорлупу. У обоих кожистые крылья и по-змеиному гибкие длинные шеи, и оба могут взмахом хвоста рассечь человека напополам. Тут Джинни сказала мужу, что от его объяснений толку мало, так что Клэю пришлось признать, что между виверной и драконом разницы практически нет.

Теперь же, когда виверна приземлилась на склон холма, прямо перед носом Клэя, он наконец-то увидел весьма заметные различия. Для начала – передние лапы виверны были соединены с крыльями, а из локтевого сустава и запястья, в дополнение к загнутым когтям, торчали костяные шипы. Двигалась виверна, опираясь на костяшки пальцев, как обезьяна. Яд шипов на конце длинного хвоста почти мгновенно обездвиживал тягловую лошадь.

В отличие от драконов, виверны не блистали ни умом, ни сообразительностью. Драконы обдумывали свои действия и загадывали наперед; они умели говорить, хотя еще никто, даже Муг, не разобрался в тонкостях драконьего языка. А если дать дракону вескую причину, то он проникался неутолимой ненавистью, как было хорошо известно Клэю и его приятелям.

Виверны же были хищниками, ведавшими лишь простейшие побуждения: охотиться и убивать. Как любого дикого зверя, виверну можно было принудить к повиновению: надо было всего лишь внушить ей, что на свете есть чудовища пострашнее ее самой.

Во всяком случае, так рассуждал Клэй, потому что даже в мерзлой преисподней Морозной Матери нет другого способа заставить виверну нести на себе седока.

В данном случае седоком был друин – о нем вчера упоминал Муг, – который соскользнул на землю по черной виверновой чешуе с той же завидной легкостью, с какой недавно спешился с коня Оболон-хан.

На герцоге Крайнийском был обтрепанный кожаный плащ, длинный, темно-багровый, цвета запекшейся крови; за спиной друина виднелись рукояти трех великолепных мечей в трех богато изукрашенных ножнах. Как и все его соплеменники, друин был высок и сухощав, с бледной, сливочно-белой кожей. Волосы цвета осенней листвы или свежеотчеканенных медяков были гладко зачесаны назад, лишь несколько случайных прядей растрепал ветер. На узком лице герцога с резкими, типичными для друинов угловатыми чертами выделялся хищный нос; за тонкими губами скрывались заостренные зубы, а голову венчали длинные, будто кроличьи, уши с кисточками, опушенные белой шерстью. Левую бровь пересекал старый шрам – спины Матриковых охранников загораживали обзор, но Клэй