Николас недоверчиво наблюдал за отцом.

– Я знал, что ты обязательно попытаешься спасти эльфа, – едва слышно сказал Джоэл. – Это ужасная идея. Просто кошмарная. Но сегодня Рождество. И день твоего рождения. А ты всё ещё мой сын, и я хочу, чтобы ты остался жив. Поэтому помоги мне.

Николас наклонился к Блитцену.

– Спокойно, друг, – сказал он так тихо, что олень вряд ли его расслышал. Блитцен медленно поднялся и стоял неподвижно, пока отец с сыном прилаживали упряжь. Костёр к тому времени погас; прочие участники экспедиции спали, убаюканные морошковым вином. У Николаса по спине бегали мурашки от страха, что их застукают, но всё же мальчика переполняли радость и облегчение. В конце концов, его отец оказался хорошим человеком.

Кто-то – может, Тойво, хотя в темноте сложно было разглядеть, – заворочался во сне. Николас и Джоэл замерли, затаив дыхание. Но Тойво пошлёпал губами и продолжил спать.

Наконец упряжь была на месте.

– Готово, – прошептал Джоэл. Ветер стих, словно сам лес прислушивался к их разговору. – Забирайся на оленя и улетай скорее.

– Папа, пожалуйста, летим с нами!

– Нет. Я вас только задержу.

– Блитцен сильный и очень быстрый. Ты можешь сесть в санки, чтобы приглядывать за Малышом Кипом. Тебе нельзя здесь оставаться! Они тебя убьют!

Тойво – да, это определённо был Тойво, теперь Николас узнал его тощую фигуру, – снова беспокойно заворочался у костра. Николас ещё не видел отца таким испуганным. Даже когда они встретили медведя. Страх на лице Джоэла заставлял сердце Николаса биться чаще.

– Хорошо, – сказал Джоэл. – Я сяду в санки. Но нужно торопиться.

Николас вскарабкался на спину к Блитцену и прошептал ему на ухо:

– Лети, мальчик, лети, как молния! Уноси нас отсюда!

Теперь Тойво окончательно проснулся и криками и пинками будил товарищей:

– Вставайте! Они убегают!

Блитцен направился к просвету между деревьями, постепенно набирая скорость.

– Давай, Блитцен! – подбадривал его Николас. – Ты сможешь, мальчик! Давай! Сегодня Рождество! Используй свою магию!

До Николаса донёсся приглушённый свист. Мальчик испуганно пригнул голову и разминулся со стрелой лишь в самый последний миг. Блитцен на ходу приноравливался к упряжке и весу саней с Джоэлом и Малышом Кипом. Теперь ему было не так-то просто пуститься в галоп. Мимо просвистела ещё одна стрела.

Блитцен поднажал, но этого было недостаточно. Деревья стояли слишком тесно, и олень лавировал между стволов, едва не задевая их рогами. Николас вцепился в мех что было сил, а когда посмотрел назад, увидел, как сани чуть не перевернулись, – Джоэл еле успел их выправить.

Перед глазами Николаса мелькали припорошённые снегом сосновые лапы; мимо то и дело проносились камни и стрелы. Мальчик мог думать только о том, чтобы поскорее убраться из этого леса.

А потом случилось самое страшное – позади раздался крик боли, разорвавший ночь на клочки.

Николас обернулся: отец стоял на краю саней, и из плеча у него торчал оперённый кончик стрелы. Лоскутная рубашка стремительно темнела от крови.

– Папа! – завопил Николас. Мимо просвистела ещё одна стрела.

И тут мальчик почувствовал, как неведомая сила прижимает его к оленю. Волшебство наконец сработало. Но едва они начали отрываться от земли, как в шею Блитцену ударил камень, пущенный из пращи. То ли от шока, то ли от боли олень начал стремительно терять высоту. Блитцен отчаянно перебирал копытами, но Николас видел, что их несёт прямо на деревья. Ветки хлестали его по лицу, в рот набились сосновые иголки, а стрелы продолжали рассекать воздух смертоносными тенями.

– Давай, Блитцен! – закричал Николас, призывая оленя одолеть силу тяжести. Но бедняга Блитцен и так делал всё, что мог. Его неудержимо тянуло вниз. Сани рухнули на снег, но олень упрямо бежал вперёд.

– Слишком тяжело, – простонал Джоэл, прижимая руку к раненому плечу.

Николас знал, что отец прав, но деревья впереди начали редеть, и в груди мальчика всколыхнулась надежда.

– Всё будет хорошо! – завопил он. – Ну же, Блитцен, ты справишься!

Олень вновь потянулся мордой к луне, цепляясь копытами за воздух. Он всё-таки оторвался от земли, однако радоваться было рано: мускулы под тёмно-серой шкурой бугрились от напряжения, дыхание с шумом вырывалось из широкой груди. Николас видел, что долго Блитцен не продержится. Он попытался призвать свою магию, но страх не давал ему сосредоточиться. Мысли кружились в голове, будто подхваченные бураном. У мальчика никак не получалось сформулировать желание: слова ускользали, подобно листку бумаги, который ветер рвёт из рук.

– Ты не понимаешь! – крикнул сыну Джоэл. – Дальше обрыв! Река!

Наконец до Николаса дошло. Впереди прекращался не только лес, но и земля. Там не было ничего, словно горизонт внезапно подступал совсем близко. До тёмной пропасти, на дне которой шумела река, оставалось всего несколько метров.

– Нам её не перепрыгнуть! Можно только перелететь, – не унимался Джоэл. – А сани слишком тяжёлые.

Но Николас не собирался сдаваться. Каждым нервом своего тела, каждой его клеточкой он надеялся и взывал к магии, которой наделили их с Блитценом эльфы.

– Блитцен, давай же! Ты справишься, у тебя получится! Лети!

Олень снова поднялся в воздух, но едва-едва. Он почти цеплял копытами землю. Ветви снова захлестали беглецов. Джоэл крепко ухватился за клетку, в которой подвывал от страха Малыш Кип.

– О нет! – причитал эльфёнок. – О нет, о нет, о нет, о нет!

– Я тяну вас вниз! – сказал Джоэл. – Ничего не поделаешь, придётся прыгать.

Слова отца впились в сердце Николаса, будто клыки.

– Нет, папа! Не надо!

Он обернулся и увидел на лице Джоэла выражение иной боли – боли прощания.

– Нет!

– Я люблю тебя, Николас! – прокричал отец. – И хочу, чтобы ты помнил обо мне что-то хорошее.

– Нет, папа! Всё будет…

Они были уже на самом краю обрыва – Николас почувствовал это даже раньше, чем разглядел. Блитцен резко ускорился и рванул вверх, а Джоэл полетел вниз. Николас сквозь слёзы смотрел, как отец катится по снегу, становится всё меньше, меньше – и наконец исчезает во тьме. Точно как мама, сгинувшая в темноте колодца. Весь ужас случившегося разом обрушился на Николаса. Теперь он остался совсем один.

А Блитцен, избавленный от лишнего веса, свечой взмыл в небо. Олень устремился на север, готовый на всё, чтобы доставить груз по назначению.

Ночной полёт

Потерять любимого человека – разве можно вообразить что-то ужаснее? Николас едва дышал от сдавившей грудь тоски. Он словно падал в пропасть без конца и края. Любимые люди делают мир надёжным и настоящим, и если они вдруг исчезают, ты уже ни в чём не можешь быть уверен. Николас знал, что больше никогда не услышит голос отца. Никогда не спрячет руку в его мозолистой ладони. Никогда не увидит красный колпак у него на голове.

От ледяного ветра слёзы замерзали у Николаса прямо на щеках. Это было самое горькое Рождество – и самый горький