— А почему их не любят?
— А за что их любить? Шлялись по стране, нигде не работали, воровали, грабили. Первые годы много их было. Потом движение пошло на спад. Во-первых, отлавливали и загоняли в трудовые лагеря, во-вторых, сами умирали: кто от голода и болезней, а кого свои же и прибили. Сейчас ещё встречаются редкие экземпляры, но это уже не те кукишисты, что раньше были. Да и нет сейчас той обязаловки на дармовой труд. Всё вроде устаканилось.
Саня явственно представил себе, как нелегко тогда жилось, на душе стало грустно и тошно, он привычно осмотрелся в поисках гитары. Увы, ничего подобного в комнате не было, а душа требовала выхода. Тогда он стал отбивать себе ритм по столу, и запел рвущиеся наружу слова.
Я — затонувший корабль,
В бурю ушедший ко дну.
Жёстким песком исцарапан,
Толщи воды меня мнут.
Давят, лишая надежды,
Всё разрывая внутри.
Гнутся заклёпки и стержни.
Воздух ушёл в пузыри.
Тяжесть моя неподъёмна,
Путь мой — врастать в это дно.
Всё равно — ночью ли, днём ли -
Здесь постоянно темно.
Дно, как последняя пристань,
Всюду вход — выхода нет.
Больше ни шторма, ни бриза -
Всё неподвижно на дне.
Марат нырнул под стол и извлёк очередную бутылку.
— Эх, хорошо сидим, — философски изрёк он, открывая.
— Да уж, — поддержал Саня, хотя чувствовал, что вторая бутылка явно будет лишней.
Максим возвращался на стройку уже под утро, счастливый и не замечающий вокруг ничего и никого. Он ещё ощущал на губах вкус прощального поцелуя, чувствовал запах её волос, слышал её звонкий заразительный смех. Они гуляли всю ночь, болтая обо всём на свете. Ему было хорошо с ней и просто. На какое-то время он даже забыл, что находится в чужом времени, без дома и средств к существованию.
Перед воротами стройки Максим остановился и помахал в камеру, створки медленно приоткрылись, впуская загулявшегося жильца. В тёмной комнате стояла тишина. Боясь разбудить Саню, он не стал надувать кровать, а просто кинул на пол одеяло, завалился на него, подложив руки за голову и уставившись в потолок. Сна не было. В душе всё пело и приятно постанывало. Он то и дело улыбался, вспоминая шалости Антошки и его неловкости с незнакомыми предметами этого мира. Она весело и безобидно смеялась, приходя на помощь. Как же ему было хорошо вот так лежать и думать о ней, и как же не хотелось вставать и идти работать. А, судя по тому, что начало светать, скоро придётся.
Максим повернул голову в сторону дивана, где спал Саня. Диван оказался пуст. «В туалет пошёл», — автоматически подумал Макс и отвернулся к стенке. Однако мысль, что если Саня и пошёл в туалет, то до его прихода, сразу разогнала сонно-счастливое состояние Макса, пора бы ему и вернуться. Парень вскочил на ноги и заглянул в санузел — пусто. Он включил свет и осмотрелся: следов беспорядка нет, на диване сегодня явно никто не спал, вещи, что они с Антониной принесли вчера, все на месте.
На душе стало тревожно. Парень обошёл всё вокруг, заглянул в кладовки и подсобки. Вспомнив про сторожа, поспешил к нему.
Марат сидел за пультом и мутным взглядом всматривался в экраны камер слежения. На открывшуюся дверь он с трудом повернул голову и, узнав в вошедшем юного постояльца стройки, кивнул ему. Максим сразу заметил на столе грязную посуду, а на полу пустые бутылки, в том числе и из-под пива, что он принёс вчера Сане. Однако, кроме сторожа в помещении никого не было.
— А где Саня?
Марат удивлённо пожал плечами:
— Ушёл.
— Давно?
— Давно. Рано ещё было, полночь, — Марат наморщил лоб, вспоминая, — или два. Мы недолго сидели.
— А где он сейчас? Куда ушёл?
— Спать ушёл, — Марат опять пожал плечами, явно не понимая, почему к нему пристали.
Максим понял, что ничего толкового от сторожа не добьётся. Он стал всматриваться в экраны на стене, где проецировалась стройка, во всех ракурсах и со всеми закутками. Нигде никого видно не было.
— Ты его выпускал за ворота?
— Точно, — обрадовался сторож, внезапному озарению, — он сказал, что хочет проветриться перед сном.
— Понятно, и назад приходил?
На лице Марата отразилась вся мука, с которой тот пытался хоть немного напрячь мозги. Покопавшись в своих туманных воспоминаниях, он красноречиво развёл руками.
— Понятно, — вздохнул Максим, и неприятные предчувствия зацарапали в груди. — Выпусти меня.
Сторож понимающе кивнул, но Макс уже спешил к воротам. Солнце встало, но на улице всё ещё было тихо и безлюдно. Небо в просветах между серыми кучевыми облаками приобретало голубой цвет. Остатки желтых листьев кружили на ветру, с шелестом падая под ноги. Проехала машина-уборщик, оставляя за собой чистый влажный асфальт. Мимо шмыгнула кошка, напугав своей внезапностью Максима. Куда идти, он понятия не имел. Стройка стояла на окраине. Вокруг были только невысокие и неказистые здания, причём половина из них не жилые, а скорее складские или промышленные постройки. Максим прошёл по улице, удаляясь от стройки. Чем дальше он шёл, тем более ухоженной и привлекательной становилась улица. Появились вывески магазинов и кафе. Но всё было закрыто. На перекрёстке мелькнула ещё одна уборочная машина и скрылась за углом.
Побродив по окрестностям и никого не найдя, Максим вернулся на стройку, в надежде, что Саня уже вернулся. Однако комната по-прежнему оставалась пустой. В отчаянии, Максим, злясь на себя и на Саню одновременно, опять вернулся в город.
Пискнул автобус, заставляя вздрогнуть бредущего по дороге парня. Максим прыгнул в него, пошарил по карманам, бросил мелочь в кассу автоматического водителя. Машина повезла его по пустынному городу. Где-то ближе к центру в салон автобуса вошли ещё пассажиры. Но парню было не до них, он во все глаза смотрел в окно, надеясь на то, что ему повезёт и он увидит Саню. Но, увы, чуда не произошло. Максим покинул автобус и побрёл к общежитию. В конце концов, Вадим — ближайший друг Александра, он лучше знает того, возможно, у
