— Пожрать всегда успеем… Тем более нас здесь бывает кормят. Давай лучше выпьем, братишка…

Горбенко кивнул и открыл полторалитровую бутылку водки. Прозрачная, как роса, жидкость медленно заструилась в пластмассовые стаканчики. Налив себе и другу грамм по сто пятьдесят, Андрей поднял стакан, чтобы чокнуться, но Харламов его неожиданно остановил.

— Давай выпьем, Андрюх, за тех, кого сейчас с нами нет… Кто погиб в этой гадкой и грязной истории. За Андрюху Карагодина, за всех… Пусть земля им будет пухом.

Они молча выпили и сели на свои места. Недолго думая Андрей разлил еще по одной.

— Ну, брат? За то чтобы эта была последняя крупная неприятность в нашей жизни!

На это раз стаканчики сухо заскрипели, сжимаясь в сильных мужских руках. А ведь когда-то они пили из дорогих хрустальных фужеров на приемах в Кремле, ездили по Европе, владели компанией, посещали фешенебельные курорты. Что с ними стало? За что судьба так жестоко с ними обошлась?

В дверь аккуратно постучали. Харламов помимо воли вздрогнул. За время проведенное в колонии он почти отвык от таких элементарных правил вежливости. Вертухаи никогда не стучались, а больше к ним в камеру никто и не заходил.

На пороге стоял подполковник Родзянко, утеплившийся со времени их встречи на плацу в овчинный тулуп и валенки. В руках он держал кипу каких-то бумажек с гербовыми печатями и небольшой мешочек с личными вещами Харламова.

— Вот это ваши документы, Александр Сергеевич, — он подал помятые бумажки. Надо же! Впервые за два года Харламова назвали по имени отчеству, — а вот ваши вещи. По приезду в Москву, не забудьте стать на учет в свой райотдел милиции и получить новый паспорт. Последний автобус до вокзала уходит в три часа дня. Сейчас одиннадцать… Можете пока это время провести здесь. Тут вам никто мешть не будет.

Харламов усмехнулся. Хмель начал действовать и тепло нежно разливаться по телу.

— Нет уж, товарищ подполковник, я соскучился по свободе. Лучше я это время проведу за колючкой.

Он встал, а за ним последовал и Горбенко. Вздохнул и прошелся до окна. Посмотрел последний раз на двор колонии. Самое удивительное, что он привык здесь находится. Эти стены вдруг перед полной неизвестностью показались чуть ли не родными. Саша стряхнул охватившее его наваждение. Поднял мешок и, не глядя, запихнул в него все бумаги.

— Оранники на КПП предупреждены. Так что, никаких проблем…

— Бывайте, — нарочно задев начальника оперчасти плечом, Харламов вышел из комнаты для свиданий. Вышел навсегда из стен этой колонии, чтобы со временем забыть о годах проведенных в этом аду, вспоминая все это, лишь в кошмарных снах. Очередная страница его жизни перевернулась, обнажив чистый, неисписанный лист гербовой бумаги, заверенный Богом! Что ждет его за стенами исправительного учреждения? Неизвестность… Но эта неизвестность там, почему-то пугала меньше, чем безнадежность там…

ГЛАВА 4

Дорога домой ничем примечательным для двух друзей отмечена не была. Скучные пейзажи за окном, однообразные и ленивые по своей сути деревеньки с редкими вокзалами, непрерывное грохотание колес по рельсам, куча спиртного, которое закупалось прямо на станциях чуть ли не ящиками и скучные унылые семь дней пути до Москвы.

За это время все успели обговорить и обсудить, составить ближайшие планы, решить как же быть дальше. Этот памятный разговор состоялся на полпути до столицы нашей многострадальной Родины в тамбуре вагона «СВ».

— Ну и чем ты собираешься в мирной жизни заниматься? — Андрюха закурил сигарету и с удовольствием затянулся, оперся на стенку тамбура и подул на заледянелое окно.

— Незнаю пока… есть кое-какие наметки, — пожал плечами Харламов, вслед за другом доставая сигареты, — все решаемо, все интересно, но мне нужно мнение наших, да и их помощь…

— Расскажешь?

— Нет, Андрюш, надо сначала определиться что делать с нашей мадам, которая все никак не успокоится. Знаешь что самое удивительное? — Саша поморщился как от зубной боли при воспоминании о Марине. — Я абсолютно не хочу ее убивать… Даже несмотря на все то что она сделала. Нет-нет! — поспешил он поправиться, заметив ехидную улыбку друга. — Я ее не люблю уже это точно… И дело даже не в том что мы сней прожили около десяти лет, да и общий ребенок есть. Нет! Мне просто искренне жаль Маринку…

— Ты прямо ангел, Сань, — ухмыльнулся Горбенко, затушив окурок о холодное стекло, — она тебя чуть не убила. Завалила Карагодина, отняла по сути нашу компанию, посадила тебя за решетку, теперь хочет отнять единственную дочку, а ты говоришь, что тебе ее жалко? Может ты ей снова жениться предложишь? Из жалости…

— Не перегибай… — раздраженно бросил Харламов. — Я не сказал, что простил ее, но и брать грех на душу как-то не хочется.

— Да зачем брать-то! Может кто-то другой возьмет… Киллеров нынче ого-го сколько!

— Незнаю, Андрюх… — Сашка закурил еще одну сигарету из пачки. — Приедим в Москву, устрой мне с ней встречу. Может удастся как-то все миром решить. Хотя зная Марину, думаю это будет довольно затруднительно.

Горбенко согласно кивнул, а поезд уносил их вдаль. Подальше от колонии, подальше от всех ужасов, которые перетерпел Харламов за два года заключения, подальше от всего что было в его прошлой жизни. Вез его к новым горизонтам, к новому будущему. Что ждет его впереди? Неизвестность. Лишь только слабый огонек надежды теплеется в сердце Александра. И этот огонек, его родная дочь…

Этот разговор произошел на четвертый день их пути в Москву. Сейчас спустя еще почти трое суток, они оказались в уютной квартире в поселке Пятницкое недалеко от столицы. Снятый заранее дом оказался в хорошем состоянии, все удобства были в доме, даже старый черно-белый ламповый телевизор исправно рябил что-то новостное.

Горбенко сразу не повез Харламова в Москву. Во-первых нужно было немного привести себя в порядок, войти в курс дел. Во-вторых к неожиданному возвращения отца необходимо было подготовить и Варвару, которая все это неизвестно как воспримет. В-третьих, перед решением всех остальных дел, Саша сам попросил сначала организовать ему встречу с Мариной. Конечно Андрей был против. Его решительная натура отказывалась верить в продолжения диалога между двумя людьми из родных превратившихся в заклятых врагов, но просьбу другу все же решился исполнить и набрал номер домашнего телефона Алены.

Трубку подняла горничная. На просьбу позвать к телефону Харламову ответила, что та еще спит. Андрей настойчиво попросил разбудить и вскоре услышал в телеофне ненавистный голос.

— Алло, Андрюшечка! — поздоровалась она немного сонно.

— Мне не доставляет большого удовольствия общение с тобой, потому перейдем к делу, — коротко бросил Горбенко, — ты говорила, что у тебя есть выход из нашего