Бэрд и Картушелло решили, что воспользоваться полученными от Хейла сведениями нужно как можно быстрее – пока не стало известно, что он защищен судебным иммунитетом и дал показания. К счастью, Хейл из-за своего увольнения был отдален от бывших коллег, поэтому риск того, что он сам расскажет кому-то из них о своем сотрудничестве с властями, был невелик. Информация, однако, могла просочиться через его адвоката. В наибольшей степени обвинителей волновала судьба пленок. Хейл полагал, что их обычно уничтожают через каждые полгода; стань в фирме известно о сделанных им разоблачениях, эта процедура, возможно, была бы проделана безотлагательно.
Несмотря на нелицеприятные отзывы о манере проведения арестов Фримена, Уигтона и Тейбора, обвинителей не пугала перспектива еще одной демонстрации силы. На основании разоблачений Хейла они быстро получили ордер на обыск в офисе Princeton-Newport, где говорилось о подозрении в уклонении от уплаты налогов, но не было ни единого упоминания о Drexel или Фримене. Зная о решительном подходе Бэрда к правоприменению, не приходилось удивляться, что обвинители действовали так, будто проблема, связанная с публичными арестами арбитражеров, заключалась не столько в излишней жесткости прокуратуры, сколько в том, что у нее не нашлось достаточно убедительных доводов, чтобы вынудить подозреваемых признать себя виновными и сотрудничать. Борясь с мафией и наркоторговцами, Бэрд усвоил, что его «подопечные» зачастую понимают только язык силы. Получив санкцию Джулиани, он наметил план обыска, призванного доказать, что аресты Фримена, Уигтона и Тейбора не были актом произвола.
Через несколько недель после явки Хейла на заседание большого жюри, в середине декабря, несколько автофургонов подъехали к выстроенному в центре Принстона, штат Нью-Джерси, неприметному офисному зданию в псевдоколониальном стиле, где располагалась Princeton-Newport. Витрины соседнего магазина на улице, на которой чуть поодаль находится главный вход на территорию Принстонского университета, были украшены к Рождеству. Из автофургонов высыпали полсотни вооруженных и одетых в пуленепробиваемые жилеты федеральных судебных исполнителей.
Судебные исполнители погрузились в лифты, поднялись на нужный этаж и вошли через стеклянные двери в офис Princeton-Newport. По предъявлении ордера они стали заполнять офисные помещения, где на них изумленно взирали напуганные сотрудники фирмы, словно примерзшие к своим столам. Всем им было запрещено покидать офис до завершения работы судебных исполнителей. Последние выдвигали ящики картотечных шкафов и письменных столов и перекладывали их содержимое в картонные коробки. К концу дня они вынесли из здания свыше 300 коробок с документами, отчетами и – что самое главное – всеми обнаруженными магнитофонными записями.
Помимо того, Бэрд и Картушелло прибегли к помощи своего главного следователя, Тома Дунана. В день облавы на Princeton-Newport Дунан прилетел в Калифорнию и приехал на машине к современному многоквартирному дому к северу от Лос-Анджелеса, где жила Лайза Джонс из Drexel. Почти в 10 вечера он подошел к двери в ее квартиру.
Джонс была воплощением одной из героинь Горацио Элджера в 1980-е годы. В возрасте 14 лет она убежала из дома в Нью-Джерси, направилась на запад, в Калифорнию, и, скрыв свой истинный возраст, устроилась кассиром в банк на 5000 долларов в год. Пройдя программу повышения образовательного уровня, она получила аттестат об окончании средней школы. Теперь, когда ей было всего 25, она, будучи помощником трейдера в офисе Drexel в Беверли-Хиллз, зарабатывала 117 000 в год, работая на Брюса Ньюберга, который наряду с Треппом и другими трейдерами подчинялся непосредственно Милкену. Она приходила в офис каждое утро в 5.30 и занималась тем, что составляла поручения Ньюберга биржевым маклерам и размещала их на разных биржах, работая порой на трех телефонах одновременно. Она трудилась не покладая рук и достигла такого уровня комфорта и личной безопасности, который прежде был ей неведом. Она принадлежала именно к тому человеческому типу, представителей которого Милкен любил нанимать и продвигать.
Дунан нажал кнопку дверного звонка, и Джонс, низенькая кудрявая брюнетка, открыла дверь. «Можно с вами поговорить?» – вежливо осведомился Дунан, сообщив, кто он такой, и добавив, что у него с собой федеральная повестка в суд. Джонс пригласила Дунана в гостиную, и он в общих чертах описал ей торговые операции между Drexel и Princeton-Newport, дав понять, что ему уже многое известно. Поначалу беседа обещала быть плодотворной: Джонс без колебаний подтвердила некоторые детали своих взаимоотношений с Ньюбергом и Princeton-Newport. Затем Дунан перешел к сути дела.
«Вы занимались для них парковками?» – спросил Дунан.
«Да, занималась», – нерешительно ответила Джонс.
«Это делалось для уклонения от уплаты налогов?» – продолжил Дунан. Тут Джонс определенно испытала замешательство.
«Нет, не для этого», – начала она, но объяснения не последовало. «Мне нужно поговорить с адвокатом», – сказала она. Дунан тяжело вздохнул, но не стал настаивать на продолжении разговора.
«Мы надеялись, что вы захотите сотрудничать с нами в этом расследовании», – сказал Дунан с оттенком сожаления. Он ушел, оставив Джонс повестку о явке на заседание большого жюри. Боясь, что ее телефоны прослушиваются, Джонс бросилась к таксофону и позвонила единственному адвокату, которого знала.
В Нью-Йорке следователи начали каталогизировать изъятые материалы и разбираться с пленками. Поначалу это были главным образом обычные деловые переговоры, не имеющие никакого отношения к расследованию. Но потом Картушелло сделал необычную находку – пленки, охватывавшие несколько дней в декабре 1984 года и по какой-то причине (вероятно, из-за разногласий с клиентом) не уничтоженные. При их прослушивании у него временами глаза, что называется, лезли на лоб. Картушелло побежал за Бэрдом.
Вдвоем они быстро переписали около 20 разговоров на одну ленту. Бэрд пригласил сотрудников прокуратуры, работавших с делами Фримена и Drexel-Милкена, и то, что они услышали, вселило в них изрядный оптимизм. Звонки наглядно отражали действия участников парковок. На большинстве отобранных пленок были записаны разговоры Ньюберга с Чарльзом Зарзеки, трейдером и полным партнером Princeton-Newport, однако не обошлось без сюрприза – ленты, уличающей Кэри Молташа из Drexel, который, видимо, заменял Ньюберга в его отсутствие. Она, возможно, являлась уликой, способной сломить упорное нежелание Молташа идти на сотрудничество с правоохранительными органами.
Джон Кэрролл, работавший с делом Drexel, был в тот день болен гриппом и находился дома, но его сослуживцы, сгорая от нетерпения, неоднократно звонили ему, дабы поделиться очередной новостью в связи с удачной находкой. Они даже прокрутили ему некоторые пленки по телефону.
На одной из пленок Риган препирается с Ньюбергом из-за стоимости «содержания» припаркованных позиций акций. «Я, к твоему сведению, держал для тебя множество позиций, – говорит Ньюберг, – и назначал цену за свои услуги».
Недвусмысленно подтверждая, что Princeton-Newport в свою очередь парковала акции
