Оптический прицел моего автомата показал, что все выстрелы достигли цели. Четверо бандитов перестали существовать. Они уже не могли нам угрожать, не способны были никому передать сообщение об атаке. Звуки выстрелов, как обычно, были слышны только обладателям шлемов с переговорной гарнитурой. То есть появление в ущелье спецназа никого не встревожило.
— Готово! — с удовлетворением заявил я. — Бандиты обезврежены!
— Аккуратно отработали, — оценил действия моих бойцов подполковник Звягинцев.
— Как и всегда, — уточнил я.
Тем временем небольшая разведгруппа снова двинулась вперед. Как мне поведал прицел автомата, перемещалась она в прежнем порядке. Первым шел сапер ефрейтор Спасибог, в пяти метрах за ним держался старший сержант Ничеухин. Дальше, соблюдая такую же дистанцию, один за другим шагали еще два бойца.
— Пора всем двигаться, — сказал я, посмотрел на Звягинцева и спросил: — Не возражаете, товарищ подполковник?
— Командуй! — сказал Евгений Андреевич, по-прежнему не желая вмешиваться в мои дела.
— Взвод, по отделениям входим в ущелье. Идем колонной в естественном порядке. Соблюдаем дистанцию между бойцами.
Естественный порядок подразумевал, что сначала выдвигается первое отделение, за ним — второе. Третье идет замыкающим. Оно контролирует тылы, где остаются только три боевые машины пехоты с их скорострельными пушками, ПТУРами и пулеметами.
Соблюдение дистанции подразумевало вполне возможное наличие на тропе взрывных устройств. Если мина взорвется впереди, в пяти метрах, то костюм, очки и шлем оснастки «Ратник» гарантированно выдержат попадание осколков. Значит, потери будут минимальные. Пострадает только тот человек, который мину активирует. Но и он не обязательно получит смертельные травмы.
Я помнил один такой случай. Тогда младший сержант контрактной службы по собственной невнимательности наступил на взрыватель и потерял каблук на берце. Правда, кроме этого он получил еще сильнейший ушиб пяточной кости и небольшой разрыв ахиллесова сухожилия. Но эти травмы ничто по сравнению с возможностью лишиться ноги или даже жизни. Со своими травмами младший сержант всего две недели в санчасти пролежал, не был даже в гарнизонный госпиталь отправлен.
Тем не менее все мы прекрасно знали, что вообще не пострадать куда лучше, чем даже незначительно. Поэтому осторожностью у меня во взводе никто не пренебрегал. Более того, если находился такой боец, который начинал бравировать своей отвагой и презрением к опасности — а такие парни тоже призываются на службу и время от времени встречаются даже у нас в спецназе, — то опытные парни сразу одергивали его.
Это и понятно. Ведь если взрыв мины виновнику торжества только каблук оторвет, то какой-нибудь осколок может нанести серьезное ранение товарищу этого парня, идущему следом. Экипировка «Ратник» не в состоянии прикрыть все участки тела. Остаются без защиты часть лица и ног, кисти рук.
Короче говоря, такому вот дурному на всю голову храбрецу спасибо никто из нас не скажет, не восхитится его поведением. Более того, мы обязательно и очень доходчиво дадим ему понять, кто он такой есть на самом деле.
Глава 6
— Сысоев! — вызвал я рядового, оставленного на связи в БМП.
— Я, товарищ старший лейтенант!
— Передай приказ всем трем механикам-водителям. Машинам перекрыть выход из ущелья. Никого не впускать и не выпускать. Кроме своих, естественно. На вас может выйти целая банда. Если такое произойдет, приказываю стрелять на поражение. Но перед этим тебе следует поставить в известность меня. Все понятно? Вопросы есть?
— Все понятно, товарищ старший лейтенант. Вот только механик-водитель спрашивает: можно ли прямо сейчас включать двигатели и начинать маневр?
— До бандитов далеко. Не услышат, — сказал я и посмотрел на подполковника Звягинцева.
Он, как и всегда, прислушивался к переговорам, но разобрать мог только те слова, которые произносил я.
— Машины могут переехать в укрытое место и окопаться с помощью бульдозерных отвалов. Но лучше постоянно горючку не жечь. Она нам еще на обратную дорогу понадобится.
Я специально говорил так, чтобы Евгений Андреевич мог понять, о чем речь, возразить или согласиться в зависимости от обстоятельств. В этот раз он ничего не сказал. А молчание обычно считается знаком согласия. Поэтому я ничего не добавил к своим словам.
Мы с подполковником находились впереди взвода. Но мои ребята уже выступили. Я видел это на мониторе своего планшетника. Череда красных точек приближалась к нам.
Самого себя я тоже видел, а вот подполковника на мониторе, разумеется, не замечал. Однако и никакой нужды в этом не было. Он находился там же, где и я, среди камней. Я и без монитора видел его даже сейчас, ночью. Темнота редко бывает полной, даже когда небо закрыто тучами.
Дождь со снегом так и продолжали только грозить нам. Небо никак не могло разродиться влагой.
Когда взвод оказался рядом, я сделал знак Евгению Андреевичу и сказал:
— Выходим.
Подполковник дождался, когда я встану, и зашагал вслед за мной. Я спиной ощущал его движения и перемещения ничуть не хуже, чем в те моменты, когда смотрел на него прямо. Так вот, вдвоем, мы и заняли место во главе первого отделения, которым командовал сержант Ким Махалов. Вся взводная колонна растянулась позади нас.
В таком передвижении был и другой смысл. Если вдруг начнется обстрел, то взводу недолго будет перестроиться в боевой порядок. Когда бойцы идут кучно, поражающая сила любой очереди может оказаться довольно значительной.
Когда мы оказались рядом со скалой, на которой располагались часовые, уничтоженные снайперами, я отдал приказ командиру первого отделения:
— Ким, возьми пару человек, поднимись на скалу! Там трое убитых часовых. Забери документы, если таковые у них имеются, телефоны, затворы автоматов и пулемет. Затворы можно забросить подальше в скалы, чтобы никто не нашел. Постарайтесь доставить сюда побольше патронов к пулемету. Это крупнокалиберный «Утес». Весит он много. Захвати с собой веревку, чтобы спустить его со скалы. Слезать с такой тяжестью вам будет трудно.
— Понял. Работаю, — стандартной фразой отозвался командир первого отделения, махнул рукой двум бойцам, идущим следом, и скомандовал: — За мной!
