– Ну и шуточки у тебя, Морковка, – зло прошептал Коля. – А ты тоже не веришь? – мрачно повернулся он к Борису.
– Я всегда знал, что учителями могут быть только вампиры или вурдалаки, – задумчиво вздохнул он. – Но чтобы вот так – открытым текстом… Это уже, кажется, перебор.
– Конечно, куда вам понять! – обиделся Мишкин. – Ты же все это не видел! Не стоял посреди учительской, когда вокруг тебя пляшут ведьмы. У тебя журнал в руках не взрывался. Это не тебя покойники за пятки хватали. А их там, между прочим, целый класс!
– Чего ты сразу злишься? – насупился Веселкин.
Несмотря на фамилию, Борька был человеком смурным и неулыбчивым. На собеседника всегда смотрел тяжелым взглядом исподлобья, при этом вся его невысокая коренастая фигура становилась неповоротливой, как будто каменной. Но это только казалось. В деле Борька был не хуже Морковкиной.
– Если хочешь, – посопев, предложил он, – я могу с тобой этой ночью в школу сходить, на твоих учителей посмотреть. Может, тебе все показалось. Бывает, что с испугу плащ на вешалке за повешенного примешь. Только надо с родителями договориться. Если я без предупреждения исчезну, у моей маман истерика случится.
– Скажешь тоже – плащ, – произнес Коля уже более миролюбивым тоном, хотя идея снова заглянуть в ночную школу ему не очень улыбалась. – Ладно, сходим. Может, удастся настоящий журнал стащить. Договаривайся со своими родичами и вечером оставайся у меня, я тебя где-нибудь спрячу. – Но тут Мишкин вспомнил о проклятье. – Погоди, а ты не боишься, что они и тебя на счетчик поставят? Приползет какой- нибудь червяк и скажет, что жить тебе осталось два дня и маленький хвостик.
– Что со мной будет? – мрачно ухмыльнулся Борька. – Меня даже ангина не берет. Ничего твоя нечисть со мной не сделает. А форму я тебе завтра принесу – мне отец запасную недавно купил.
Форма это, конечно, хорошо, можно будет на следующую тренировку пойти. Но какой смысл тренироваться, если жить осталось всего ничего? От неминуемой смерти ногами и руками не отмашешься…
Вдвоем они дошли до Колиного дома. Мишкин с тоской посмотрел на свои окна на шестом этаже. К стеклу была припечатана групповая фотография класса.
– Пойдем со мной! – крикнул он, бросаясь к подъезду.
Когда он снова увидел ярко-оранжевую обложку, то все поплыло у него перед глазами.
– Я его сожгу, – закричал он, хватая ненавистный журнал. – Утоплю, порву на кусочки! Кешке скормлю!
Последняя угроза была самая страшная, потому что попугай Кеша являлся грозой всего, что могло быть склевано, пережевано и искромсано. В молодости он сгрыз не один Колькин дневник, порвал не один учебник. Он уничтожал все, что попадалось ему на глаза. Только заточение попугая в клетке спасало мебель и одежду от истребления.
– Вот, их я видел. – Коля сунул в руки невозмутимого Веселкина фотографию, а сам занялся разведением в ванной большого костра.
Журнал полетел в огонь, лишь только занялись газеты. Пламя тут же вспыхнуло, во все стороны брызнули искры. Огонь молниеносно сожрал последние печатные новости, оставив на тлеющем пепле нетронутый журнал. Его страницы не то что не подпалились! Они даже не нагрелись, а обложка, казалось, стала еще холоднее.
От удивления Борька присвистнул.
– Ничего себе! – воскликнул он, вертя загадочный журнал в руках. – Фантастика какая-то.
– Не фантастика, а мистика. А лучше сказать – ужас, – мрачно произнес Коля, забирая журнал у друга.
Он уселся на пол, открыл первую страницу и резко выдернул ее. Бумага порвалась с треском.
– Ага! – торжественно воскликнул Мишкин. – Значит, что-то на него действует!
Но тут смех застрял у него в горле – вырванная страница медленно проявилась на своем месте. С остервенением Коля дернул ее еще раз. Потом вторую, третью, четвертую. Через минуту вокруг него летали стайки оторванных страниц. Но все они тут же появлялись на своих местах.
– Ах так! – в азарте крикнул он. – Тогда держитесь!
Мишкин вбежал на кухню, открыл дверцу клетки и сунул под нос удивленного попугая журнал.
– На, жри! – приказал он.
Кеша недоверчиво покосился на яркую обложку, тронул лапой растрепанные листы и презрительно отвернулся.
– Что? – ахнул Коля. – Ешь, давай! Больше ни одной газетки от меня не получишь. Будешь жить без бумаги. Ешь, противная птица!
Кеша демонстративно отвернулся, закрыв глаза.
– Ладно, не дергайся. – Борис остановил Колю как раз в тот момент, когда приятель собирался открутить вредному попугаю голову. – Мы ночью попробуем журнал в здание школы пронести. Может, на него только луна действует. Я видел, луна сейчас очень большая.
Вечером оказалось, что луна действительно огромная. Она висела между домами как раз на уровне шестого этажа, то есть напротив Колькиных окон. Родители в соседней комнате пошумели и успокоились.
Веселкин сбегал к себе, поговорил с мамой и быстро вернулся. Мишкин спрятал его в шкафу. А чтобы приятелю не было скучно, снабдил его сырными чипсами и квасом.
Когда все успокоилось, друзья приступили к сборам.
Для начала Колька рассовал по карманам все серебряные вещи, какие нашел в доме.
– Это зачем? – не отрываясь от еды, спросил Веселкин.
– Книжки читать надо, – проворчал Мишкин. – Всем известно, что от нечисти спасает чеснок, серебро и святая вода. Для начала подойдет серебро. – Коля взвесил на руке выкраденные из маминой шкатулки цепочки и колечки.
Но вдруг все это рассыпалось по комнате с веселым звоном. А прямо перед Мишкиным стояла давешняя покойница Вика Будкина с ярко накрашенными губами, с большими бусами на шее и совершенно пустыми бесцветными глазами. Была она нечеткая, полупрозрачная и двигалась неуверенно, словно ничего не видела перед собой. В воздухе нарисовалась новая фигура, такая же призрачная и зыбкая – это был худой высокий мальчик с заостренным лицом. Через минуту весь класс с чертовой фотографии в полном составе вышагивал на крошечном свободном пятачке Колиной комнаты. Все они старались поближе встать к лунному свету, бьющему через пыльные стекла.
Перепуганный Мишкин задернул шторы, и вся призрачная компания пропала. Только если кто-нибудь попадал в тонкую полоску света, появлялось то плечо, то голова, то пустые глаза. Веселкин облегченно вздохнул.
Призраки исчезли, зато вместо них появились звуки.
– К нам, к нам, – звал завывающий голос.
– С нами будешь, с нами, – шипело отовсюду.
– Как мы, как мы – вечными учениками, – эхом отражалось от стен.
– Отвалите вы! – замахал на них руками Мишкин. – Вы померли давно, чего ко мне пристаете?
И тут Коля с Борисом увидели такое, отчего волосы у них на голове встали дыбом. Очкастый Краскин сидел на полу в струйке лунного света. На коленях у него лежал журнал. В правой руке он держал перьевую ручку. Ладонь левой руки была искромсана, в серединке набралась лужица крови. В эту лужицу Женя опускал кончик пера, внимательно смотрел, как скапывает лишняя жидкость, а потом старательно начинал выводить Колино имя в свободной графе журнала. Женя уже написал «Мишк», когда чернила опять кончились, и он вновь опустил ручку в порезанную ладонь.
– Ты чего творишь? – заорал Коля, выхватывая у Краскина журнал. – Совсем обалдел? Сейчас как дам в лоб, очки на три метра подпрыгнут!
Женя равнодушно проследил взглядом за уплывшим от него журналом, аккуратно завернул колпачок ручки и спрятал ее в карман.
– Все равно наш-ш-ш, – прошипел он, выпуская изо рта длинный змеиный язык.
– Разбежался, – буркнул Мишкин, прижимая к себе добычу. – Пошли, Веселкин, отсюда, пока нас не