вытянулось. Одним рывком он поднял Мишкина на воздух и повернулся к Соньке. Невозмутимая Морковкина все еще сидела в кресле.

– Вот вы себя и выдали, – произнесла она. – Вы тот самый оборотень, которого мы искали!

Она быстро сунула руку в карман, потом вздернула ее вверх, и в лицо директора ударила струя ядовитого газа.

– Я не оборотень! – взвыл директор, закрывая лицо руками. – Я тень Ивана Грозного!

– То-то и дело, что тень. – Сонька отбросила использованный баллончик, покопалась в рюкзаке и достала оттуда небольшую бутылку с прозрачной жидкостью. – А тень должна знать свое место!

Раскупоренная бутылка полетела на красный ковер, жидкость плеснулась на сафьяновые сапоги, которые появились на ногах директора вместо его башмаков. Иван Васильевич взвыл, от него повалил густой дым.

Сонька подхватила все еще сидящего на полу Мишкина и бросилась к выходу. В дверях они налетели на черную кошку. Та зашипела, изгибая спинку.

– День! Только день! – произнесла она и прыгнула в коридор.

– Это она, – прошептал Мишкин.

– Вперед!

Сонька сразу разобралась, что к чему, закинула за плечи рюкзак и бодрым галопом помчалась за кошкой. Колька старался от нее не отставать. Но каждый шаг гулким эхом отдавал ему в голову, перед глазами плавали разноцветные круги. В этом радужном сиянии вдруг появились два глаза – желтый и красный, под ними алый рот. Он открылся, обнажая острые клыки.

– Придешь ночью, – произнесло видение. – Один! И все закончится…

– Не дождетесь! – зло прокричал Мишкин.

Он бы еще что-нибудь сказал этим наглым глазам, но так как, кроме кругов, ничего перед собой не видел, то пробежал мимо поворота и всем телом врезался в стенку. Раздался противный треск. Голова его лопнула, по телу прошла горячая волна, и он повалился на пол.

Когда головокружение и звон в ушах прошли, Колька увидел, что сидит под зеркалом. От удара стекло треснуло, и во множестве осколков отражалось его лицо, перекошенное и зеленое от страха.

Наверное, целую минуту Мишкин сидел и смотрел на свое отражение. Из рассеченного лба текла кровь, шишка мгновенно наливалась багровым цветом.

– Бедный мальчик.

Колька почувствовал, как на его плечо легла прохладная ладонь, холодные пальцы провели по синяку, отчего боль сразу утихла.

Он снова посмотрел в зеркало. Кроме него, там больше никто не отражался.

Скосил глаза. На плече лежала тонкая длинная ладонь с блестящими отточенными коготками. Мишкин медленно развернулся.

Над ним стояла географичка. На ее лице было написано искреннее сострадание и сочувствие.

– Несчастный отрок, – нежно ворковала Маргарита Ларионовна. – Упал, ударился. Давай я тебе помогу.

Она присела рядом с ним на корточки. Колька мельком глянул в зеркало – коридор, стенка с портретами, окна, он, сидящий на полу. И больше никого.

Маргарита притянула к себе голову Мишкина, губами приложилась к его порезу. Остатки боли тут же ушли.

– Все будет хорошо, – прошептала она, рукой приглаживая взбившиеся волосы. – Никто тебя больше не обидит. Мы будем вместе. И ты никогда-никогда не станешь испытывать боль. Боль уйдет вместе с жизнью. Уйдут страдания и сомнения, уйдут чувства и переживания. И наступит счастливая пора! Ты будешь среди друзей.

– Среди друзей, – кивнул Колька, поддаваясь звукам чарующего голоса.

– Мы тебя спасем, мы тебя защитим. – Географичка пристально посмотрела в глаза Мишкина. Эти глаза были серые, мягкие. Они приблизились, поглотив Кольку целиком. – Все будет хорошо.

– Хорошо, – повторил Мишкин, утопая в зрачках серых глаз.

Прежде чем исчезнуть окончательно, Колька заметил около себя потертые, давно не чищенные ботинки с развязавшимися шнурками. Левый был особенно потрепанный. Потом пол стремительно приблизился к нему. Он снова больно стукнулся лбом, отчего ватная тишина в голове взорвалась веселым звоном. В уши ему ворвались звуки внешнего мира – звенел звонок, шаркали ноги, кричали беззаботные голоса. А над ним стояла Маргарита Ларионовна и сурово его отчитывала.

– Ну, знаешь ли, Мишкин! – грозно произносила она. – Это уже ни на что не похоже! Бить зеркала в школе! Да тебя за это выгнать мало!

– Что вы! – Рядом с географичкой стоял Эдик и нежно сжимал в своих перчатках ее руку. – Не будьте столь строги к мальчику. Вы же сами понимаете – конец четверти, накопившаяся усталость, нерегулярное питание… Это все сказывается на здоровье подростков! Ведь в их возрасте!..

– Не надо мне говорить про их возраст! – Маргарита резко повернула к покойному Зайцеву свое разгневанное лицо. Но взглянув на него, тут же успокоилась. – А вы, кажется, наш гость? Вас зовут… Эдвард…

– Эдуард Емельянович, – пропел скелет. – Рад приложиться к вашей ручке. Кстати, имею несчастье быть дядей этого оболтуса. – И он мстительно пнул ботинком все еще сидящего на полу Мишкина.

– Ах так? – кивнула географичка. – Это меняет дело.

– Позвольте вас проводить к классу? – Эдик изогнулся, предлагая Маргарите свою руку.

Вдвоем они медленно поднимались по лестнице.

«Хорошенькая парочка, – мелькнуло у Мишкина в голове. – Ведьма и покойник».

Он снова глянул на себя в зеркало. Оттуда на него смотрел нечеткий размытый облик. Колька испуганно коснулся стеклянной поверхности рукой. Ладонь оказалась прозрачной, только куртка была ясной и четкой.

На географии Соньку с Колькой закидали записками – любопытные девчонки пытались выяснить, в каких они отношениях.

«Коленька, неужели тебе не нравятся девочки из нашего класса, что ты притащил с собой эту кикимору?», «Колек, возвращайся к нам, мы все простим».

– Какой ты популярный, – прошептала Сонька, прочитав очередную записку.

– Это только сегодня, – мрачно произнес Мишкин, отправляя очередное послание в скомканном виде на пол. – Не обращай внимания, это они издеваются.

– С тебя просто глаз не сводят, – продолжала глумиться над ним Морковкина, кивая в сторону первых парт.

Наташка Жеребцова снова держала в руках свое неизменное зеркальце. Только на этот раз, вместо того чтобы изучать свое отражение, она через него смотрела в конец класса, где сидел Колька со своей дамой сердца. Маргарита Ларионовна тем временем рассказывала о достоинствах и недостатках Восточно- Европейской равнины.

Происшествие на первом этаже больше не вспоминалось, учительница даже не смотрела в сторону Мишкина. Сам же Колька мрачно оглядывал класс, но его глаза каждый раз возвращались к зеркальцу Жеребцовой. В нем он видел хитрые Наташкины глаза и ее кудрявую челку.

И тут его осенило.

Это же всем известно – нечисть в зеркалах не отражается! Если через зеркало посмотреть на всех учителей, то сразу выяснишь, кто ведьмак, а кто нормальный. Вычислив всех, с ними можно будет бороться!

Воодушевленный своей догадкой, он вскочил, промчался по проходу, выхватил у Наташки зеркальце и выбежал за дверь, оставив за собой класс, замерший в немом оцепенении.

– Начнем, – прошептал он, подходя к портретам, висящим в холле первого этажа.

Крайними оказались фотографии обоих физкультурников. Колька долго вертелся на месте, пытаясь подобрать такую позицию, чтобы в зеркальце видеть не себя, а стену за спиной. Физкультурники