Ситуация в Египте на мой взгляд, была тяжёлой, но не безнадёжной: в отличие от Ливии и Сирии тут были зачатки хоть какой-то демократии и в отличие от Ливии и Йемена – оружие не пошло по рукам. В Египте вообще оборот оружия жёстко ограничен, и хотя на границе, а если знать где, то и в городе можно купить пистолет – такого как в Ливии, когда племена и при Каддафи были вооружены чуть ли не ракетными установками – не было. Оружие оставалось в руках армии – и это внушало определённую надежду.
Проблема была в исламе. Самая сильная партия Египта – Братья-мусульмане. Мусульманская идентичность очень важна для египтян, особенно для бедняков и выходцев из сельской местности – а таких большинство. Все, кроме тех, у кого на глазах были розовые очки, понимали, что если после отставки Мубарака объявить и провести действительно честные выборы – на них победят исламисты. В Пентагоне, в Госдепе, в ЦРУ – шла настоящая война вокруг вопроса – если на выборах в любой восточной стране побеждают исламисты, должны ли США их признать и сотрудничать с ними? Что для нас важнее – принципы или реальность?
Исламисты одержали сокрушительную победу на выборах, взяв более 2/3 мест в парламенте, президентский пост занял их кандидат, Мухаммед Мурси. Он формально вышел из своей партии – но из религии нельзя просто взять и выйти. Аллах – это не партия. Как сказал один шейх – Аллаха не выбирают, Аллаху подчиняются.
Мурси не был радикалом, он всё-таки учился в США, был университетским профессором. Проблема была в том, что он не мог с радикалами порвать, потому что это означало бы раскол Братьев– мусульман. Когда речь идёт о религии, трудно достичь компромисса, потому что не бывает веры на 50 или 70 процентов. Ты или веришь или нет.
С другой стороны была армия, которой мы помогали 30 лет – оплот вестернизации в мусульманской стране. Её начальник, председатель Высшего военного совета, фельдмаршал Танави – когда Мубарак позвонил ему и попросил помощи, сказал, что он служит народу Египта, а не Мубараку лично. Но когда прошли выборы – первым своим указом Мурси уволил Танави, затем потребовал себе чрезвычайных полномочий для управления в обход Конституции и парламента. С демократией как-то не срасталось…
Когда наш самолёт приземлился в Каире – Запад, я вышел из самолёта первым. Знакомая по Ираку жара накрыла как одеялом, но здесь к жаре добавлялся неприятный запах: как будто что-то гниёт.
Человек средних лет в короткой рубашке и чёрных очках шагнул навстречу
– Мистер Миллер? Я Али Собхи, приехал, чтобы встретить вас.
– Где у вас машина?
– Тут рядом, сэр.
Пропустили на поле. Просто прекрасно.
* * *Машиной был Гранд-Чероки последнего поколения, довольно популярный в Египте, потому что их тут собирают. Выезжая с территории аэропорта, я заметил, что на выезде стоит БТР, но нас не проверили – посмотрели на номера, пропуск за стеклом – и все.
Али прижал газ – дорога рванулась навстречу. Серость, грязь, пыль…
– Давно здесь?
– Недавно приехал, сэр.
– Первая станция?
– Вторая, сэр.
– Давай, без этой ерунды. Меня зовут Эл.
– А я Али. Но я это уже говорил
– Да, верно? Ты с Ливана?
Эл удивился
– Как вы поняли?
– Догадался. Мы перешли на арабский, а ты и не заметил. Он у тебя родной. Твой арабский я слышал. Откуда я – догадаешься?
– Тут и догадываться нечего, Ирак. У вас слова шиитские проскакивают. Арабы так не говорят.
– Ну, научишь меня, как говорят арабы…
* * *Каир – крупнейший город на Ближнем Востоке. Страшный, жутко грязный, с постоянной толчеёй на улицах. Пыль с пустыни везде, что-то протирать бесполезно, она на всем. Старые дома в британском колониальном стиле в плохом состоянии – не в таком ужасном как в Индии или Пакистане, но в плохом. На улицах не протолкнуться, торговля на каждом шагу, выхлопные газы и дым от многочисленных жаровен. За историческими кварталами, совершенно не туристическими – находятся многочисленные новостройки советского типа – унылые бетонные громадины. Ни на что другое денег нет ни у людей, ни у страны. Население растёт со скоростью до миллиона человек в год, но при этом никакого будущего нет. Заметно, что мало кто пытается что-то сделать – для города… для себя. Здесь по-прежнему читают газеты, здесь по-прежнему нет супермаркетов, а вся торговля идёт через рынки и лавки. Попытка реформировать такое общество может окончиться катастрофой как в Иране 1979-го. Те, кто не хочет жить, как жили отцы, и деды, просто уезжает. Как тут шутят – будущее Египта находится в Канаде.
Персонал станции был урезан… ну правильно, лучше сидеть в Берлине, чем здесь. Я познакомился со всеми, мне провели короткий брифинг по ситуации, после чего я пошёл знакомиться с личным составом посольства. Посла не было, меня приняла Ронда Гарнетт, первый секретарь. У неё не было кофе, потому что она вела здоровый образ жизни. Предложила какой-то «этический чай» – понятия не имею, что это такое.
– В Лэнгли должны понять, – заявила она, расхаживая с чашкой чая, – что народ Египта сделал свой выбор, и мы можем только признать его
Я подумал – тебе надо было бы побывать в Киеве, в 2004-м. Тогда приветствовать Ющенко вышел миллион человек – а через пять лет он получил пять процентов голосов на донельзя честных президентских выборах – и президентом Украины стал его оппонент из 2004-го по фамилии Янукович. Народная любовь, знаете ли… обманчива.
Но я ничего не сказал, а продолжил слушать про выбор народа.
* * *– Как контролируются выборы здесь? – спросил я Али, когда мы направлялись на выезд из города, повидать одного человека, на которого ещё совсем недавно возлагались большие надежды.
– В смысле?
– Как то же Мубарак проходил выборы. Как они умудрялись не пускать мусульман к власти?
– Ну, первое – просто преследовали братьев…
– Разве нельзя просто издать закон о запрете партий, основанных на религиозной общности?
Сказал – и тут же понял, что сказал глупость. Закон о запрете партий, основанных на религиозной общности, будет не более эффективен, чем закон о запрете ислама. Людям нельзя запретить верить, это бессмысленно и опасно. И ислам таких запретов не приемлет, он всеобъемлющ. В отличие
