Продолжение. 30 октября 202*** года
Вашингтон, округ Колумбия
«Гувер-билдинг», главное здание ФБР.
– Тогда чем же вы занимались?
Я вздохнул
– Я был в составе команды Б. Группа аналитиков и специалистов с мест, которым было поручено просчитать перспективы развития ситуации на Ближнем Востоке при разных параметрах вывода войск. То есть мы должны были спрогнозировать, что будет, если мы уйдём из Ирака, из Афганистана, из обеих стран сразу, какого развития ситуации можно ожидать при сокращении помощи или наоборот – её увеличении, что, если мы оставим укреплённые базы, – и тому подобное. Аль-Каидой и УБЛ мы тоже занимались – но лишь как частью большой картины.
– И что, вы спрогнозировали, что будет дальше?
– Как ни странно, да многие наши прогнозы сбылись. Например, о том, что Сирия уязвима – в ней до десяти процентов населения составляли беженцы, иракские баасисты. О том, что в Ливии при передаче власти будут проблемы. О том, что будут проблемы в Ливане и в Йемене. Хотя мы ошиблись со сроками, не предполагали, что всё произойдёт так быстро и почти разом. Арабская весна смешала нам все карты…
– В начале января двенадцатого года вы летали в Европу на несколько дней. В Париж. Не скажете зачем?
– А зачем мужчины средних лет летают в Париж?
01 января 2013 года. Кабул, Афганистан.
Я иногда довольно странно себя ощущаю – американцем и в то же время чужаком. Дело в том, что в нашей стране, стране выходцев из бывшего СССР – так и остался европейский… точнее, советско-европейский распорядок жизни. А он от американского отличается и сильно. Например, в США практически никакого значения не имеет Новый год, все празднуют Рождество за несколько дней до этого. В нашей же семье к празднованию Рождества относились всегда равнодушно, как к времени забега по магазинам. Зато Новый год – отмечали бурно – всегда в кругу своих, в «Татьяне» – одном из лучших ресторанов на Брайтоне.
Я не стал одним из брайтонцев. Когда я вырос – я покинул этот мир, мир метропоездов, квашеной капусты, пельменей, русских вывесок и бессмысленных, тягучих разговоров ни о чем. Мне просто надоело быть русским на чужбине и прожигать свою жизнь в тоске – как это делают евреи на Брайтоне, только там поняв, что они русские. Но и американцем я так и не стал, оставаясь в душе скорее европейцем, воспитанником европейской культуры. Я из тех, кто не празднует Рождество, не вырезает по тыкве в День всех святых и не переодевается в зелёное в День святого Патрика, уже ставший национальным днём Нью-Йорка[23]. Вероятно, поэтому я и поступил в ЦРУ – там тоже все немного чужие для этой страны.
Но в этот год Новый год у меня не задался с самого начала – потому что Стен прислал мне сообщение из Кабула с приказом срочно приехать. Сообщил он об этом не по официальной линии, при этом присовокупив пометку «немедленно». Употребление этого слова значило, что у Стена проблемы, а значит – проблемы были и у меня.
Потому что даже став представителем ЦРУ в Белом доме – я остался человеком, который получает пакеты из Кабула. Из системы просто так не выскочить.
* * *Поскольку Стэн предупредил, что есть проблемы, в Кабул пришлось добираться кружным путём. Прилетев в Париж, я взял билет на другое имя на Душанбе, столицу соседнего с Афганистаном государства Таджикистан, бывшей советской республики. Там, поспрашивав, я взял билет на полулегальный рейс в Мазари-Шариф. Этими рейсами летала всякая тёмная публика… афганцы чувствовали, что дело плохо. И у кого были деньги – скупали недвижимость в республиках бывшего Советского Союза, а кого хватало – те пытались перебраться в Европу. Чтобы, когда придёт Талибан, – а никто не сомневался, что он придёт, – было куда бежать.
Ещё одна проигранная наша война.
От Мазари-Шарифа, куда проложили ветку железной дороги – я взял автобус… но не обычный – тут ходил бронированный автобус. Им возили представителей всяких неправительственных организаций и служб помощи. Попасть на рейс труда не составило.
Пока мы ехали до Кабула, я смотрел по сторонам и удивлялся – какой же у нас талант вляпываться во всякое дерьмо. Удивительно просто…
Конечно, многое было сделано – об этом можно было судить хотя бы по машинам на трассе… они были богаче, чем в соседнем Пакистане, где нет войны, то тут то там встречались американские джипы и пикапы. Но Афганистан оставался Афганистаном – с горами, со снежными вершинами, с пустыми равнинами на подступах к Кабулу, где ничего не растёт, с осликами у обочины. Какую демократию мы сюда несли? Зачем, если они жили без неё сотни лет?
Надо было убрать Бен Ладена и всё…
В Кабул мы въехали с севера, прошли только что построенную объездную, дальше пошли виллы, которые стоят по миллиону наворованных долларов за одну. Кабул был передо мной – пыльный, грязный, снежный и страшный, совершенно безумный четырехмиллионный мегаполис в самом центре Азии. Здесь врали, как дышали, здесь можно было вкладывать любые деньги, но они продолжали ненавидеть и убивать. Как сказал один афганский шейх – «в моих ульях много пчёл, они больно жалят, но у них совсем нет мёда».
Когда-то одним из моих коллег был албанец из Косово. Он рассказывал о своём детстве, как много Тито строил в Косове и как они дрались с сербскими пацанами не на жизнь, а на смерть – а потом дрались уже с сербскими болельщиками. Как то раз я спросил – за что вы боролись, ведь Тито немало делал для вас? Почему вы отвергали его доброту? Албанец – его звали
