— У вас пятнадцать минут. Бадья с водой позади шатра, форма и все нужное — внутри, у входа.

Указания звучали с левой стороны, именно с той, которую Дорм не видел, по техническим причинам. Парень повернул голову на звук. Боров сидел на массивом, покорёженном пне, пил что-то из дымящейся жестяной кружки и наблюдал за своими новыми подопечными. Обуви на нем по-прежнему не было, а вот оружие и сосредоточенный взгляд — на своем месте.

— Лупоглазый, Худорба, вы хоть еще и не до конца, но все же мужики, и находитесь в военном учебном лагере, а значит, через пятнадцать минут я не должен видеть патлы и дебильные челки, вы не бабы, волосы вам красоты не добавят. И побрейтесь, особенно Худорба, бесят эти куски щетины, если растет абы как, то и не хрен выращивать.

Тройка новобранцев послушно встала и поплелась в шатер.

Обстановка внутри сугубо военная: деревянный топчан с тонким матрасом, письменный стол без особых изысков, огромный вещмешок, три котла разных размеров ну и всякая другая мелочевка вроде ложки и точильного камня.

Справа от входа на земле аккуратно уложены три стопки одежды. Сверху каждой из них лежали мыло, зубная щетка и опасная бритва.

Рыжая деликатно покашляла и парни, взяв свои новые вещи, вышли из шатра.

Спустя немного больше времени, чем дал им командир, новобранцы выстроились в шеренгу.

Боров молча встал с пня, заложил руки за спину и приступил к осмотру.

Размер бледно-желтых штанов, черной майки и горчичного цвета берц, у всех был одинаковый, что придавало новобранцам немного нелепый вид. На Худорбе майка висела, как мешок на новорожденном, а вот у Рыжей берцы были явно большего размера, чем надо.

С бритьем у мужской части новобранцев тоже все прошло не очень гладко. Лысины, ярко светящиеся от солнца, были покрыты десятками небольших порезов. Но зато Худорба и Лупоглазый теперь походили на младших братьев своего командира.

— Вы не справились за отведённое время! Двадцать отжиманий!

Оспаривать вердикт Борова никто не осмелился.

Дорм, с детства приученный к физическому труду и имевший лишь заплывший глаз и головную боль, легко и быстро справился с задачей, даже особо не сбив дыхание. У других же возникли трудности.

Рыжая не могла даже опереться на распухшую руку и пыталась отжиматься на здоровой. Особыми атлетическими данными она не обладала, поэтому дальше трех раз она не двинулась.

Худорба же после первой попытки отжаться, бессильно рухнул на землю, прижал руки к груди и захрипел, пытаясь дышать. Боров ему явно что-то повредил, что теперь мешало легким нормально функционировать.

— Подъем доходяги, — скомандовал Боров, не желая наблюдать за жалким попытками своих подопечных, — я вас торжественно поздравляю со своим первым залетом. Вы не уложились в отведенное время для утреннего туалета и не исполнили приказ. Вы лишаетесь завтрака. За мной.

Рыжая и Худорба стали на ноги, и все трое поплелись за Боровом.

Они вновь шли между палатками, тренировочными площадками и всем тем, что они уже видели. Дорм даже успел условно поделить шатры и палатки на четыре вида: офицерские личные «покои», склады с вещами и орудием, «казармы», каждая для двадцати солдат, и столовые. В общем, оригинальностью архитектура лагеря не блистала.

За очередным гигантским шатром, который являлся столовой для сотен солдат, оказалось поле. Чистое, бескрайнее и дикое поле. Не единого деревца на многие квадратные километры, лишь колючие будяки, высокая пожухлая трава и редкие одинокие кустики. Если не смотреть за спину и не слушать гомон сотен голосов, то с огромным трудом, но можно представить, что ты стоишь в девственно-нетронутом поле. Нет никаких воин, смертей, проблем… лишь природа.

Без предупреждения Боров сорвался с места и скомандовал: «За мной».

Следующие неизвестное количество минут были безумным испытанием. Гигант, бежавший первым, ни на секунду не сбавлял темп, а когда казалось, что легкие вот-вот разорвутся, он каким-то непостижимым образом чувствовал это и ускорялся.

Второй бежала Рыжая. Первое время она пыталась не отставать от Борова. Неизвестно откуда у нее появилось это бредовое желание, но уже спустя десяток минут, она стала значительно отставать от него. Но при этом все равно сильно обгоняла товарищей.

Третьим в этом марафоне был Дорм. Он задыхался, «выхаркивал легкие», чувствовал, как его ноги немеют, но ни на секунду не останавливался отдохнуть. Парень не мог себе этого позволить. Как это так? Какая-то девчонка может, а он нет? Батя бы засмеял.

Ну и замыкал всю процессию Худорба. Как у него обстояли дела, понять было сложно, так как Дорм видел лишь миниатюрный черный силуэт далеко позади, который всё же передвигался. Лупоглазый иногда оглядывался, следя за тем, бежит ли еще Худорба, или уже слег…

— Да… река… может, я утоплюсь в ней… и всё закончится… — Дорм так и не понял, это его мысли, или он говорил вслух, но впереди действительно виднелась Река Народов. Широкая, стремительная и освежающе прохладная. Парень поднажал из последних сил, мысли о воде добавили ему прыти… или это опять же ему показалось.

Мечты о реке, что-то твердое под ногами, полет, приземление, блаженное замирание лицом в землю.

Дорму было наплевать, что с ним сейчас произошло: смерть, камень с небес, или парень просто запутался в своих ногах.

Сын рыбака лежал на земле, жадно глотал воздух и не думал. Боль во всех мышцах его молодого тела занимала все мысли.

Спустя вечность, где-то на задворках сознания, Дорм услышал голос. Он был настолько слабым, что нельзя было разобрать слов, он лишь надоедливо жужжал, как назойливая муха.

— …мжгм … под вст жо… ану подняли свои морды и быстро в воду… — неожиданно для себя, Дорм услыхал последнюю реплику, но вставать ему все равно не особо хотелось. Его лодыжку и запястье что-то схватило. В нормальном состоянии парень бы брыкался, сопротивлялся, но сил не осталось.

Летний ветерок обдувает лицо, свободное падение, свист в ушах, приземление, или точнее «приводнение».

Вода без предупреждения неприятно хлестанула по животу и поглотила изможденное тело в себя.

Какое же блаженство. Река Народов, как будто вернула Дорма с того света.