Речь короля стала единственной темой разговоров при дворе. Одни сопереживали затруднениям Генриха, другие выразительно хранили молчание, и очень немногие смельчаки высказывались в том духе, что лучше бы король не выносил это дело на суд публики. Однако кое у кого враждебность сменилась пониманием, и, когда слухи о королевской речи вылились на улицы Лондона, люди стали говорить о Великом деле более осмысленно, чем делали это раньше.

Анна решила, что пока все не успокоится, ей лучше оставаться в Дарем-Хаусе. Она не хотела подрывать успех, достигнутый Генрихом в попытке утихомирить своих подданных. Пусть посещает ее тайком, на барке без опознавательных знаков, незаметно пришвартованной к берегу вдали от пытливых глаз. Конечно, будет грустно не видеть Норриса, но сейчас новые потрясения ей не нужны.

Анна давно смирилась с тем, что ради соблюдения внешних приличий Генрих время от времени должен посещать Екатерину, вкушать с ней пищу и даже делить постель. Он заверял, что в тех редких случаях, когда бывает у королевы по ночам, не прикасается к ней. Но зачем вообще спать с нелюбимой женой? Однако Генрих продолжал делать это, и Анна все больше злилась и беспокоилась. Действительно ли он хочет отделаться от Екатерины? Королева обладает некой властью над ним, и он никак не мог стряхнуть с себя эти оковы. Может, оттого, что она старше и власть ее сродни материнской? Или Екатерина связывает его с ушедшей юностью, напоминает о более счастливых и беззаботных временах, до потери сыновей? Или он просто трусит, не хочет провоцировать сцену – или гнев императора, – совершенно лишая Екатерину своего общества?

Наконец настал момент, когда терпение Анны лопнуло.

– Легат здесь! – воскликнула она, когда подошел к концу тихий вечер, проведенный за совместным музицированием в ее покоях, и Генрих объявил, что возвращается во дворец Брайдуэлл ужинать с королевой. – Дело скоро будет рассмотрено, а вы все еще делите с ней и стол, и постель!

– Дорогая, не тревожьтесь. Это только для проформы. Но мне не хочется огорчать вас. Обещаю больше никогда не ложиться в постель Екатерины. Я хорошо понимаю, какие моральные последствия могут проистечь из этого для меня. Отныне и впредь она будет спать одна. И скоро, любовь моя, мы будем вместе.

– Я молюсь об этом! – ответила Анна, которой слова короля не принесли успокоения.

Она настояла на том, что останется в Дарем-Хаусе, протесты Генриха не возымели действия, и двор уехал в Гринвич без нее. Лишь в декабре Анна наконец уступила мольбам короля, заперла дом и явилась ко двору. И оказалась приятно удивлена: ее разместили рядом с покоями короля, в гораздо более красивых и просторных апартаментах, чем прежде. Генрих сам выбирал для нее обстановку, включая дорогие прикроватные занавесы и гобелены, а также огромный дубовый буфет, полный золотой и серебряной посуды. Эти комнаты были достойны королевы!

Удовольствие доставили Анне и визиты людей самого высокого ранга, которые приходили засвидетельствовать свое почтение, очевидно предчувствуя ее скорый брак с королем. Долг вежливости королеве отдавали немногие. Екатерина появлялась на публике с неизменной благожелательной улыбкой, переносила пренебрежение к себе с терпеливым достоинством и не покидала своего места рядом с королем, чем приводила Анну в ярость.

За стенами дворца отношение к фаворитке короля оставалось враждебным. Когда она ехала в Гринвич по реке, стоявшие на берегу люди глядели на нее угрюмо, некоторые выкрикивали: «Анке Буллен не бывать нашей королевой! Не хотим Анку Буллен!»

Это было невыносимо! И Генрих, хотя и потрясал кулаками, был не в силах заставить народ умолкнуть.

Признаков того, что два кардинала собираются провести слушания, по-прежнему не наблюдалось. Близилось Рождество, и, пока оно не минет, они ничего не предпримут. Анна начала сомневаться, а состоится ли вообще суд?

О назначении аббатисой Уилтона госпожи Изабель Джордан Анна узнала уже как о свершившемся факте, да и то случайно: советник Генриха упомянул об этом в разговоре с одним придворным, а она краем уха услышала. Анна запылала злобой: наверняка дело рук Уолси. Знал ли Генрих о том, что кардинал его ослушался? Или Уолси убедил короля дать согласие и оба они рассчитывали, что она ничего не узнает? В любом случае кардинал скоро узнает, что с ней шутки плохи.

Генрих пригласил Уолси и Кампеджо провести с ним Рождество в Гринвиче в качестве почетных гостей. Анну это рассердило, и она решила остаться в своих великолепных, но пустых апартаментах.

Генрих расстроился:

– Но, дорогая, я организовал турниры, банкеты, представления масок и маскарад. Я держу открытый дом. Приходите и будьте со мной, прошу вас!

– Нет, пока королева сидит рядом с вами и возглавляет торжества, – ответила Анна.

Это была правда, но не вся. Об остальном лучше молчать, а то Генриха уже начали утомлять ее постоянные жалобы на Уолси.

Король выглядел беспомощным.

– Мне неприятно думать, что вы останетесь здесь совсем одна. Как я могу веселиться, зная, что вам грустно?

– Мне не будет весело в обществе этих двух кардиналов. – Анна знала, что капризничает сверх меры, но не могла сдержаться, потому что кипела от досады и возмущения.

Тогда король оставил ее, но вечером, по окончании пира, вернулся и принес украшения: бриллиантовые заколки для волос, золотые браслеты с узлами – символами верной любви; брошь в виде букета цветов, золотую кайму для рукавов платья, пуговицы со вставками из рубинов, изображениями роз и сердец. Анна приняла эти дары как должное: что бы там ни было, но разве ее не заставляли ждать корону бессовестно долго?

Глава 16. 1529 год

Подарки продолжали поступать по мере того, как зима, которая, казалось, никогда не закончится, уступала место весне. Когда Генрих и Анна вместе появлялись на людях, он открыто ухаживал за ней, будто она уже была его женой: держал за руку, гладил по щеке, обнимал рукой за талию, не заботясь о том, видит это кто-то или нет. И все равно Анна не чувствовала ни покоя, ни утешения. Она держалась отчужденно и удалялась в Дарем-Хаус, злясь на все новые и новые отсрочки.

– Как же так? – негодовала она. – Неужели они не могут просто устроить слушания и покончить с этим?

Наедине с Джорджем Анна давала волю чувствам и заканчивала истерическим хохотом.

– В какой невероятной ситуации мы оказались! – задыхаясь от смеха, говорила она. – Кто мог предвидеть подобное?

Анна продолжала размышлять о параллелях между своей судьбой и участью королевы Эстер.

– Я буду второй Эстер, защитницей чистоты религии, – говорила она брату, – и спасу Церковь Англии от разложения. И пусть меня называют еретичкой! Я знаю, что люди говорят обо мне. Они думают, я последовательница учений Лютера.

– Они считают меня и