– Я сделала то, что считала правильным, – возразила Анна. – И так же поступил его милость! Вы подвергаете сомнению мудрость короля?
Отец бросил на нее взгляд, говоривший о том, какого он мнения о мудрости его милости, но больше ничего не сказал, и наконец жизнь в Хивере стала почти похожа на нормальную. Покой был нарушен, когда Генрих сообщил Анне о своем решении даровать ей опеку над юным Генри Кэри.
– Но он мой сын! – возмутилась Мария. – Тебе что, не хватает короля?
– Я его об этом не просила! – резко ответила Анна.
– Тише, вы обе! – рыкнул отец. – Мария, тебе следовало бы знать, что, когда наследник земельных владений остается без отца, его берет под свою опеку король, и король вправе даровать опекунство, кому ему будет угодно. В данном случае его милость сделал мудрый выбор, потому что Анна пользуется его расположением, и это обеспечит мальчику большие преимущества.
– Но он мой ребенок! – протестовала Мария. – Она его не получит!
– Я не стану забирать его, – поспешила заверить сестру Анна. – Он может оставаться с тобой, и все будет как прежде. А когда Генри подрастет, найду хороших учителей, чтобы он получил приличное образование. Ты не можешь жаловаться на это. Смотри на меня как на добрую крестную, которая всегда будет заботиться об интересах своего крестника.
Мария сдалась:
– Ты будешь во всем советоваться со мной?
– Буду, – пообещала Анна.
Она на самом деле не хотела брать на себя ответственность за племянника. Гораздо больше Анну занимали выборы в аббатстве Уилтон. Она была готова, вооружившись дубинкой, отстаивать интересы Элеоноры Кэри. По меньшей мере это показало Марии, что младшая сестра принимает близко к сердцу интересы семьи ее покойного супруга, и Мария в самом деле смягчилась, видя, как решительно Анна взялась выполнять последнюю волю Уилла.
Однако Уолси – черт бы его побрал! – опередил ее. Генрих написал, что кардинал отправил доверенных лиц в Уилтон для проверки кандидатов с целью оценить их пригодность к должности аббатисы. Госпожа Элеонора призналась, что у нее есть двое детей от разных священников, и не утаила даже того, что недавно на время покидала монастырь и жила в грехе со слугой лорда Уиллоуби. Анна пришла в ужас, потому как эти открытия наверняка отразятся на ее собственной репутации. С какой радостью враги будут тыкать в нее пальцем и глумиться: вот, мол, она настаивала на избрании аббатисой шлюхи. Уолси, должно быть, от души веселится.
Генрих – слава Богу! – проявил рассудительность. Дабы порадовать Анну – а он прекрасно знал, что она не потерпит победы на выборах ставленницы Уолси, – отдал распоряжение: аббатисой не станет ни Элеонора Кэри, ни Изабель Джордан. «За все золото мира я не обременю ни свою совесть, ни Вашу, поставив госпожу Элеонору во главе этого монастыря». Вместо этого король приказал поручить эту должность человеку добронравному. Это Анна не могла оспаривать, лишь удивлялась про себя: знал ли Уилл, что его сестра ведет столь аморальную жизнь?
Потливая лихорадка постепенно отступала. Генрих сказал Анне, что ей нужно решить, лучше ли для нее воздух Хивера, но выразил надежду на скорую встречу.
Анна считала, что ей стоит отложить возвращение ко двору. После болезни она все еще быстро утомлялась и не чувствовала в себе сил отражать атаки Генриха.
Ее разозлило известие о том, что кардинал все-таки взялся проталкивать на пост аббатисы госпожу Изабель Джордан. Генрих строго поговорил с Уолси по поводу его дерзкого ослушания, и Анна с удовольствием представляла себе, каким жгучим был этот выговор. Кардинал униженно извинялся, и на следующий день в Хивер прибыло письмо с мольбой о прощении и с дорогими украшениями в подарок Анне. Выборы были признаны недействительными, и дело осталось нерешенным. Она победила!
Глава 15. 1528 год
Король вернулся в Гринвич, так как потливая лихорадка сошла на нет. Джордж снова был при дворе и явился в Хивер, переполненный новостями.
– Меня назначили джентльменом в личных покоях! – объявил он.
Анна с матерью обняли его, а отец похлопал по спине.
– Забраться так высоко в двадцать пять лет – это очень хорошо, сын мой, – сказал он.
– Анна, король просил меня передать тебе это, – Джордж протянул сестре письмо, – и предупредить, что о тебе ходит много слухов.
Анна сломала печать.
Дорогая, я немало озадачен известиями, которые передаст Ваш брат, и прошу Вас полностью довериться ему. О моей уверенности в скорой встрече с Вами лучше знают в Лондоне, чем здесь, при дворе, что меня изумляет. Кто-то проявил нескромность, но я надеюсь, в будущем наши встречи не будут зависеть от капризов других людей. Писано рукой жаждущего быть Вашим Г. К.
Анна пожала плечами: подобных слухов стоило ожидать. Из Рима приезжает легат, как тут не начаться разговорам?
В тот вечер после обильного праздничного ужина Анна и Джордж сидели в гостиной и обменивались новостями.
– Как Джейн? – спросила Анна.
– Рада возвращению ко двору, – ответил Джордж, и Анна почувствовала его желание уклониться от обсуждения этой темы.
– А как вы с Джейн? – не отступалась Анна; ей давно было известно, что брак у них несчастливый.
– Мы стараемся видеться как можно реже, – признался Джордж, и на лицо его набежала тень. – Если ты хочешь услышать правду: мы от души ненавидим друг друга, а иногда не только от души.
– Но почему? Она довольно приятная.
– Ее красота лишь поверхностная. Анна, ее воспитывали без уздечки. Отец Джейн, похоже, был настолько увлечен своими книгами, что пренебрег внушением своей дочери понятия о важности целомудрия. Она изменяла мне с несколькими мужчинами, поддаваясь порывам похоти и жажде грязных удовольствий, супружеская верность ей неизвестна.
Анна была поражена:
– Она действительно прелюбодействовала?
Джордж фыркнул, его красивое лицо скривилось в гримасе отвращения.
– Да, если ты хочешь окончательно все прояснить! Она не боится ни Бога, ни впасть в немилость. Ее поведение порочно. – Он допил остатки вина и налил еще. – Но я-то не лучше со своей охотой до женщин. Поверь, Анна, я тоже нечист.
– Весь двор об этом знает, – тихо сказала она.
– Они не все знают, – пробормотал он.
– На что ты намекаешь?
Джордж выглядел удрученным. Прошло много времени, прежде чем он снова заговорил:
– Анна, меня снедает чувство вины. Я должен с кем-то поговорить, и ты единственный человек, которому я могу довериться. Тем не
